В дверь конспиративной квартиры звонил сам Свин, секретный код - последовательность длинных и коротких звонков - был известен только ему. Дверь открыл странный молодой человек - с интеллигентной бородкой, аккуратно подстриженный, в очках, косоворотке, простых каких-то брюках и солдатских сапогах. Он молчал, внимательно смотрел на нас и не двигался. Насмотревшись, он открыл дверь и сказал вежливо:

- Проходите.

Все это напоминало мне фильм "Операция "Трест", и я чувствовал себя если не Кутеповым, то, по крайней мере, Савинковым - уж никак не меньше собственной значимости.

Мы прошли в комнату, заставленную книжными полками.

- Садитесь, - второй молодой человек, точь-в-точь такой же, как и первый, встретивший нас, стоял у окна и показывал рукой на диван. Та же бородка, очки, те же сапоги, брюки, косоворотка, внимательные глаза того же оттенка, то же лицо. "Вот это конспирация", - подумал я и толкнул локтем Цоя. Тот взглянул на меня и хихикнул.

Загадочные бородачи взяли по стулу, сели напротив и спросили:

- Ну как?

- Да ничего себе, - ответил Свин.

"Это что, пароль, что ли?" - подумал я.

- А где Троицкий? - спросил Свин.

- Троицкий подойдет попозже.

"Шеф появится в последний момент", - подумал я.

- Ну, познакомимся, - сказали бородачи.

- Рыба, - сказал я, протягивая руку "крючком".

- Цой.

- Свин.

- Пиня...

Мы чувствовали, что перехватываем инициативу и становимся хозяевами положения. Наши крючки окружили бородачей со всех сторон, и они неуверенно протягивали руки, не зная, как ответить на приветствие. Свин встал и помог им, показав, как нужно сжимать руку.

- Володя.

- Сережа.

Хозяева поздоровались со всеми по очереди. Они оказались братьями-близнецами и самыми настоящими битниками, как потом выяснилось. Как-то сразу все почувствовали себя свободнее, сели поудобней, бородачи тоже расслабились, и Володя сказал:

- Послушайте нашу работу.

Он поставил на магнитофон ленту и включил аппарат. "Дамы и господа. Товарищи. Сейчас перед вами выступит всемирно известная группа МУХОМОР - отцы новой волны в Советском Союзе. В своих песнях ребята поют о природе, о женщинах, о любви к своей великой стране. Искренность их песен снискала им мировую популярность". "Мухомор", - сначала по-английски, а затем - по-русски произнес с ленты мужественный голос. А потом началось такое, что мы принялись дико хохотать, бить друг друга по плечам и головам, топать ногами и рыдать от восторга. На записи мужественные и немужественные голоса читали стихи под фонограммы музыкальных произведений, которые в то время наиболее часто звучали по радио и телевидению и являлись фирменной маркой советского вещания - от "Танца с саблями" Хачатуряна до Джо Дассена и Поля Мориа. Стихи же были безумно смешные и абсурдные, приводить их я здесь не буду, хотя и помню наизусть достаточно много. Если хотите - приходите ко мне, я вам почитаю, а еще лучше - обратитесь к самим МУХОМОРАМ.

В общем, бородачи были нашего поля ягоды, а может быть, мы - их поля, это неважно. Главное - мы моментально нашли общий язык и стали рассказывать друг другу о бесчинствах, которые мы творили в Ленинграде, а они - в Москве.

Неожиданно раздался звонок в дверь - звонили, но хозяева попросили нас всех замолчать, выключили магнитофон, Володя пошел открывать дверь, а Сережа остался в комнате. Володя вернулся к нам в сопровождении молодого человека все в тех же солдатских сапогах, и мы поняли, что это еще один МУХОМОР. Нам было приятно, что задолго до концерта публика уже потихоньку собиралась.

- Свэн, - представился вновь прибывший.

- Свин, - сказал Свин, протягивая руку.

Вошедший вопросительно посмотрел на всех присутствующих, помолчал, потом с нажимом повторил:

- СВЭН.

- Свин, - улыбаясь, ответил Свин.

Очевидно, юноша подумал, что его дразнят, и не знал, как поступить, - обижаться на такую глупость не позволяло вроде бы реноме МУХОМОРА, но нужно было что-то делать - все смотрели на него и ждали продолжения, и он сказал уже без нажима и с интонацией "ну ладно вам":

- Свэн.

- Свэн, да это Свинья, его зовут так, - выручил друга Сережа.

- Свэн, - повторил совсем смешавшийся Свэн.

Все окончательно развеселились, в том числе и Свэн, и продолжили прослушивание записи МУХОМОРОВ, попивали чай с бубликами, отогревались в уютной теплой квартире. Мы совсем было разомлели и стали даже подремывать, как пришел Троицкий.

После прозвона, естественно, "кодом", он влетел в комнату, не раздеваясь, окинул нас всех цепким взглядом, сказал "привет" и вызвал Свина на лестницу для конфиденциальной беседы. Через пять минут (вот это деловой разговор!) Свин вернулся и сказал:

- Одевайтесь, поехали. Все в порядке. Концерт будет. Троицкий выставляет бухалово, играть можно всю ночь. Аппарат есть.

И мы двинулись по вечерней зимней Москве - впереди, выдвинув рыжеватую бороду, известный музыковед, за ним - восемь молодых людей совершенно неописуемого вида, и завершали шествие трое в солдатских сапогах, двое из которых были абсолютно на одно лицо.

Дорога была неблизкой - троллейбус, метро, трамвай, и наконец Артем сообщил:

- Приехали.

Мы вошли в подъезд большого "сталинского" дома, и Артем позвонил в одну из квартир - уже без всякого кода. Дверь открыл очередной бородач, но не стал сверлить нас глазами, а спокойно пригласил проходить. Он оказался известным в Москве художником-концептуалистом, а когда мы увидели пару его работ - объявления, какие висят на столбах и заборах всех городов, - на тетрадных листочках в клеточку и с отрывными телефонами, - мы поняли, что он тоже битник, и признали за своего. Текст объявлений Рошаля (так звали хозяина) абсолютно соответствовал нашей гражданской позиции - "Меняю себя на все, что угодно" и "Мне ничего не нужно".

В квартире оказались пара электрогитар - бас и шестиструнная, один барабан "том", бубен, бытовой усилитель и пара колонок. Все это было заблаговременно собрано московскими любителями панк-рока. Артем предложил нам собраться с силами, настроиться и репетнуть - до прихода публики, по его словам, оставалось еще около часа, а сам, взяв с собой Пиню, отправился в винный магазин.

До их возвращения, конечно, ни о какой репетиции не могло быть и речи, а когда Артем и Пиня вернулись, то зрители уже начали собираться. К нашему удовольствию, публика была именно та, которую мы бы хотели видеть на нашем выступлении. Пришли какие-то пожилые розовощекие мужчины в дорогих джинсах и кожаных пиджаках, с золотыми браслетами часов, женщины снимали меховые шубы и оказывались в бархатных или шелковых платьях, увешанные, опять же, золотом, а мы тихо радовались предстоящему веселью и думали, что бы такое учинить посмешнее.

- Они на панк-рок всегда так наряжаются? - спросил Свин у Артема. Артем промолчал. Он дико волновался - это было видно. Он только сейчас воочию увидел нас такими, какими мы были наяву, а не в его размышлениях о советском панк-роке, а на фоне его золотых гостей мы выглядели ой-ой-ой как специально.

- Да-да-давайте, выпейте и начинайте, - сказал Артем. - То-то-только не волнуйтесь. Если сегодня все пройдет нормально, завтра будет концерт в настоящем зале, - подбодрил он нас.

И мы начали.