Витька теперь часто встречался с Марьяшей. Это была очень милая барышня, боевая веселая художница, работавшая в ленинградском цирке заведующей костюмерным цехом и постоянно таскавшая нам оттуда разные забавные тряпки - жабо, кружевные рубахи, расшитые фальшивым золотом жилетки и прочие списанные части цирковых костюмов. Я тоже пер из ТЮЗа все, что подлежало списанию, и в результате у нас с Витькой уже был кое-какой гардероб, который мы берегли для предстоящих концертов. Марьяше очень нравилась группа, носившая теперь скромное название КИНО, и, в особенности, ее руководитель - Витька. Она была умна и понимала, что музыка для него в данный момент - это главное, и не отвлекала от творчества, а, наоборот, - поддерживала, помогала нам чем могла и не обижалась, когда время репетиций сокращало время ее общения с Витькой.

Следующим днем была суббота, и я заехал к Витьке утром - каждую субботу в двенадцать дня начинались собрания в рок-клубе, которые мы старались теперь не пропускать. Мы от души веселились там, встречали знакомых и ехали куда-нибудь в гости, а также узнавали о грядущих концертах. Мы прибыли в Дом народного творчества вовремя - КИНО никогда никуда не опаздывало, и это было и остается для меня до сих пор настоящим проклятием. В Ленинграде при общении с людьми, занимающимися любой формой творчества, в большинстве случаев нет надобности приходить на запланированную с кем-то встречу вовремя. Ставлю десять против одного, что ваш приятель опоздает на время от десяти минут до... ну, часов до трех, скажем. Всех, кто НЕ опаздывает (а есть у нас и такие), я знаю лично и могу дать справку по этому поводу всем желающим. Так и в клубе - если назначено на двенадцать, смело можно приезжать к половине первого, и тогда ждать начала придется всего минут пятнадцать-двадцать. Но мы с Витькой всегда приезжали к двенадцати и болтались по полупустому Белому залу, где в торжественной обстановке проводились заседания первого в нашей стране рок-клуба.

Неспешно собирались заспанные рокеры, пришли члены правления и уселись за своим столиком сразу же, начав перебирать груды бумаг, которые они всегда носили с собой. Собрание началось, как всегда, с переклички - в алфавитном порядке председатель выкрикивал названия групп, и их представители, сидевшие в зале, бодро рапортовали начальству:

- Есть!!!

Потом члены правления что-то говорили, сообщали какие-то новости, но на этот раз мы с Витькой не слушали их, а тихо беседовали между собой, обсуждали предстоящую запись и строили грандиозные планы по ее тиражированию.

- КИНО! Вы что, не слышите, что ли? - кто-то из правления, оказывается, уже не в первый раз громко обращался к нам.

- Что? - спросил Витька.

- Будете вы играть?

- Когда?

Весь зал изучающе смотрел на нас - здесь еще почти никто нас не слышал, а выглядели мы, стараниями Марьяши и с помощью Театра Юных Зрителей, достаточно экстравагантно.

- Через две недели концерт, будут играть молодые группы. Мы считаем, что вам уже пора попробовать выступить на нашей сцене.

- Выступим, - отозвался Витька.

- Тогда останьтесь после собрания - вам нужно подать заявку на выступление, представить залитованные тексты песен и порядок их исполнения, фамилии всех членов группы и написать, кто на чем играет. Еще вам нужно написать краткую историю вашей группы и принести несколько фотографий для...

- Стенгазеты, - сказал я. - Хорошо, принесем. Мы задержались после собрания, Витька написал заявку на участие в концерте, очень похожую по форме на заявление в отдел кадров о приеме на работу, а я записал в записную книжку все, что нам нужно было еще написать, записать и принести в клуб для того, чтобы тридцать минут постоять на небольшой сцене актового зала, бесплатно, разумеется.

- Ты, прямо, как Гребенщиков, - сказал мне Витька, кивая на мою записную книжку.

- Да-да, - ответил я. - На себя посмотри. Сам, как Макаревич - важный.

Мы были очень довольны предложением руководства рок-клуба - концерт на большой сравнительно сцене, на более или менее приличной аппаратуре, перед большим скоплением публики - мы могли показать и свою музыку, и свои костюмы, и свою позицию по отношению к рок-революционерам, и еще что-нибудь... Вообще, концерты в рок-клубе были по-настоящему чистым искусством - никакой практической пользы они никому не приносили. Музыканты играли для собственного удовольствия, зрители в зале выпивали-закусывали, в буфете продавали сухое и коньяк, кофе и бутерброды с икрой... Клуб, короче говоря. Но монополия - есть монополия, и за "левые" концерты, например, в Москве, за которые музыкантам платили деньги, чтобы те могли худо-бедно существовать, и которые проводились без ведома и в глубокой тайне от рок-клуба, могли из этого самого клуба с треском вышибить. На первый взгляд, это музыкантам ничем не угрожало в материальном, опять-таки, плане, но это только на первый взгляд. Утратив членство в рок-клубе, музыканты из разряда "самодеятельных артистов" автоматически переводились в разряд "идеологических диверсантов", "тунеядцев", "диссидентов", "антисоветчиков" и прочая и прочая... А поскольку пятьдесят процентов подпольных концертов заканчивались обычно (иногда еще не начавшись) всеобщей поголовной проверкой документов и выяснением личностей, то здесь музыкантам приходилось уже туговато. Члены рок-клуба еще могли что-то мямлить про залитованные тексты, показывать бумажки с синими печатями Дома народного творчества и валить всю вину (вину?!) на Облсовпроф или какой-нибудь еще культпросвет, а не члены такого удовольствия были лишены, и им приходилось выкручиваться самим, и не всегда это проходило удачно. Да.

Мы уточнили у нашего руководства подробности - день и час концерта, а также выяснили, кто еще будет играть, кроме нас. Заявлена еще была какая-то незнакомая новая группа, затем - ГРУППА ПОД УПРАВЛЕНИЕМ АЛЕКСАНДРА ДАВЫДОВА. Их мы тоже не слышали раньше, да и не могли - группа только-только начинала, но внешний вид коллектива нам с Витькой понравился. Эти ребята тоже остались после собрания что-то выяснять, и мы их смогли рассмотреть поближе. Все они были в черных кожаных курточках или пальтишках, в черных очках, с аккуратными стрижечками и очень интеллигентными манерами - особенно низенького роста паренек, которого все называли Гриней. Сашку же Давыдова мы немного знали - слышали какие-то его предыдущие проекты, он был неплохим гитаристом, с кайфом играл блюзы в аккуратной манере Эрика Клэптона, но сейчас, судя по внешнему виду его музыкантов, он затеял что-то совсем новое.

По рок-клубовской разнарядке КИНО должно было открывать концерт, потом - две группы, включая команду Давыдова, а в заключение, видимо, чтобы удержать зрителей в зале на бездарных новых неизвестных группах, должна была играть знаменитая команда, работающая еще с середины семидесятых, всеми (кем?..) любимая и почитаемая, зубры настоящего социального хард-рока, название только вот забыл, к сожалению...

Никто не любит почему-то играть первым номером, открывать концерт, а нам было все равно, даже привлекало то, что мы обрушимся на головы неготовых еще, непроснувшихся зрителей и уж, во всяком случае, останемся в их памяти, выступив первыми. Мы вышли на улицу Рубинштейна и неторопливо пошли в сторону резиденции Майка. Светило солнце.

Идешь по улице один,
Идешь к кому-то из друзей.
Заходишь в гости без причин, -
Ты хочешь свежих новостей.
Просто хочешь ты знать,
Где и что происходит...
Звонишь по телефону всем -
Кого-то нет, а кто-то здесь,
Для разговора много тем,
Для разговоров время есть -
Просто хочешь ты знать,
Где и что происходит.
Узнал, что где-то пьют вино,
А где-то музыка слышна.
И ты идешь туда, где пьют,
И ты берешь еще вина.
Просто хочешь ты знать,
Где и что происходит.
Там кто-то спор ведет крутой,
А кто-то просто спит давно.
И с кем-то рядом ты сидишь,
И с кем-то вместе пьешь вино.
Просто хочешь ты зяать,
Где и что происходит.

В понедельник утром мы приехали с Витькой к "Сайгону", покурили на улице и вошли внутрь - здесь мы должны были встретиться с Борисом и поехать в студию. Я на неделю отпросился с работы "за свой счет", а Витька "заболел" - раздобыл справку для училища от какого-то мифического врача. Утром в "Сайгоне" было еще ничего - чисто, тихо и спокойно. Вечером здесь начинался, конечно, беспредел: собирались опустившиеся и спившиеся поэты шестидесятых и семидесятых, которые когда-то веселили и развлекали "Сайгон", а сейчас только гадили здесь - сорили окурками, бутылками и матом. Но много еще собиралось в этом заведении и приличных людей - кто по инерции, кто - из удобства - это был центр, и лучшего места для "стрелки" - делового или личного свидания с кем-нибудь было на Невском не найти. Здесь все-таки еще продавали хороший кофе, коньяк, пирожные, сосиски, было тепло и по-своему уютно.

- Вы пунктуальны, - приветствовал нас Борис, стоявший за ближайшим к дверям столиком с пирожком в руке.

- Ты тоже.

- Ну, я в это время обычно завтракаю здесь.

Мы взяли по традиционному маленькому двойному без сахара и присоединились к трапезе. Расправившись со слоеными пирожками и повторив еще раз по маленькому двойному кофе, мы вышли на Невский, сели на 22-й автобус и отправились в студию Тропилло - через Охтинский мост, через площадь Брежнева, вышли где-то на Охте. Борис подвел нас к серому четырехэтажному кирпичному зданию. Около дверей на облупленной стене висела большая стеклянная таблица - "Дом пионеров и школьников" номер такой-то, какого-то там района.

- Вот и наша студия, - улыбаясь, сообщил Борис.