Что касается фактов — вы их, наверное, знаете. Может быть, и получше меня. Я могу написать, что в 1982 году молодой человек, которого звали Виктор Цой... И так далее. Но это называется — отбывать номер. Поэтому для обязательной программы отвожу отдельные абзацы. А сейчас — ностальгические воспоминания о двух интервью — с комментариями. "Кино" — каким я его застал.

Поздняя осень 1987 года. Ленинград. Снег. Жуткий холод. Я вхожу в подъезд стандартного дома на самой окраине города, звоню в дверь. Открывает молодой парень в джинсах, черной майке с белым трафаретом "Спасем мир", огромными буквами. Такие майки носят многие ребята из Ленинградского рок-клуба. Южное лицо, короткие волосы. Он оглядывает меня с головы до ног — что за тип пожаловал? Разговор с гитаристом "Кино" Юрием Каспаряном начинается на кухне.

— Кто тебя интересует? "Алиса"? "Аукцион" и мы? Странная компания. Какое мы имеем к ним отношение? Мы — элитарная группа.

Каспарян улыбается. Весь он — странный сплав иронии, какой-то флегматичной энергии и обязательного косноязычия. Он не привык давать интервью. Правда, однажды, как гласит легенда, шутник Курехин выдал его наивным журналистам за Бориса Гребенщикова после одного из прибалтийских концертов "Популярной механики". Каспарян важничал и время от времени изрекал сакраментальную фразу, приписываемую Петру Мамонову: "Я обещал своим ребятам тысячи и тысячи".

Сейчас Цоя в городе нет, живет он на чьей-то квартире в Алма-Ате, снимается в "Игле", фильме Рашида Нугманова. Отдуваться приходится Юрию.

Здороваюсь с его родителями. Проходим в комнату. Тахта, столик, кассеты, колонки и картины.

— Вот эту Боб Гребенщиков написал. А эту — Джоанна. Правда, хорошо?

Юрий ставит кассету.

— Ты слышал "Союз композиторов"? Можно сказать, дочерняя группа "Кино". Конечно, главные там не мы, есть пара ребят, "новые композиторы". Собирают синтезаторные звуки. Но мы все им помогаем, кроме Вити, и второй состав тоже. Отличная дискотека, а?

Итак, узнаю, что у "Кино" есть "дублеры". Слушаю "поп" с кассеты. Тексты — положенные на клавишный вой переговоры Гагарина с Королевым перед запуском "Востока-1" плюс отрывистые знаменитые "да" Капицы-младшего, списанное с "Очевидного-невероятного", лондонские уроки английского. Черновые записи готовящегося альбома "Союза композиторов" напоминают отчет об испытаниях нового программируемого синтезатора — впрочем, так, наверное, оно и есть — Юра с детской увлеченностью рекламирует новую игрушку.

— Хороший синтезатор. Вот хор девушек, — Каспарян улыбается, — это на радио и телевидение не пропустят... Жаль, плохие у них заставки.

Я слушаю вздохи под бойкий шелест ритм-компьютера и делаю вид, что мне очень интересно. Юра перебирает пальцами воздух, показывая на воображаемой соло-гитаре свою партию. Он дествительно гитарист.

Я включаю диктофон.

— Что ты можешь сказать о Цое? — спрашиваю я. Юрино косноязычие тотчас начинает прогрессировать.

— М-м-м, э-э, угм — говорит Каспарян, потом принимает максимально торжественный вид и выдает: — Я думаю, Цой уже сейчас великий человек. Но в будущем, верю, он станет еще круче.

— А как тебе его тексты?

— Они мне всегда нравились. Но вообще-то я в текстах ничего не понимаю. Знаешь, иногда Цой показывает песню — и мне не нравится. Думаю, ну что здесь играть — три аккорда. А потом поиграю — кайф.

— У "Кино" есть проблемы?

— Ну... (дальнейшее мычание я опускаю)... у нас нет зала. И не будет, разве что мы его купим. Нам нужен зал, где можно делать что угодно. Мы не согласны на любые условия любой организации. А просто так зала никто не даст. Мы репетируем дома. Соседи? Привыкли, наверное. (Вспоминаю — "соседи приходят домой, им слышится стук копыт".) И потом, разве в зале покушаешь? А дома можно отдохнуть, попить чай.

Дальше Каспарян говорит об еще одной беде "Кино" — большой паузе в студийной работе. На то время ударный альбом "Группа крови" не был еще записан, хотя хиты уже прогремели на Ленинградском городском фестивалe.

— Песни стареют, не записываются, их уже не хочется играть. Но группа постепенно приходит в состояние натянутого лука, — говорит Юрий, — вот Витя вернется, будет альбом, будет целая серия концертов. Мы тут без Цоя кое-что свели вчерновую. Хочешь послушать?

Я слушаю наброски к "Группе крови" и чувствую: альбом выйдет на славу. Цой, похоже, окончательно совладал с более чем необычным тембром своего голоса; лаконичная, как всегда, ритмика стала свежей и необычной, а скупые каспаряновские соло — необходимыми и достаточными. Точные, славные тексты, чуть героичнее, чем обычно.

— Витя — молодец. Чувствуешь, как петь стал? Вот только ехиднее надо, — вздыхает Каспарян, — над собой надо иронизировать, иначе нет кайфа.

Вот и не так. Кайф есть. Движение несомненно. Цой, нашедший свой имидж еще во внестилевом "Транквилизаторе" ("метеоролог сказал, дождь будет недолго, я закрываю свой зонт, я экспериментатор"), похоже, становится немного другим. И этот другой мне нравится. Хлесткая оплеуха в адрес "Алисы" — "все говорят, мы в месте, но немногие знают, в каком", язвительное пожелание "тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь" соседствует тут с сокровенным "а жизнь — только слово, есть лишь любовь и есть смерть".

— А как тебе альбом "Это не любовь"? — спрашиваю я. — Мне нравится. Посмеяться над девушками — это же прекрасно, — говорит Каспарян.

— Какие у вас отношения с Гребенщиковым?

— Ну... Боб иногда оказывает мне большую честь немного со мной выпить... Давай лучше о Курехине, о нашем гении, о современнике нашем... хм... великом. Полный состав "Кино" участвует в концертах "Поп-механики". Это добрый знак.

Добавлю: "Кино" сменило на этом посту "Аквариум" после разрыва между Гребенщиковым и Курехиным.

Дальше — личная жизнь.

— Трудно с английским, — жалуется Каспарян, — сначала ничего не понимал. Теперь уже легче. Вызов вот — в гости. Если пустят, конечно.

Юра показывает мне официальные бумаги. Его жена — американская журналистка, продюсер, рок-исполнительница Джоанна Стингрей, которой мы обязаны вышедшим в США двойным сборником ленинградского рока "Красная волна". Помнится, "Комсомолка" не замедлила отреагировать "разоблачающей" статьей. Потом вдруг стало ясно, что разоблачать культурные обмены, пусть и неофициальные, не стоит, и на ленинградском ТВ был даже снят "Музыкальный ринг" с участием четы Каспарян-Стингрей и Курехина, анонсированный "Литературкой", но почему-то так и не показанный.

— Терпеть не могу, когда обо мне говорят — муж Джоанны, — Юра обнаруживает вдруг южный темперамент, — так надо играть, чтобы о ней говорили — жена Каспаряна. Ко мне многие подъезжали, — вспоминает он, — надо то, надо это. Думали, я разбогател. Потом говорили — вот, мол, Каспарян стал буржуа, зазнался, все сам гребет. Ничего я не нагреб. Неплохо бы, конечно, организовать советско-американскую фирму по культурному обмену, да не знаю, как пройдет. Полгода уже нигде не работаю.

Нелепая ситуация! Гитарист группы, которую слушают сотни тысяч, если не миллионы, должен, оказывается, где-то числиться. Хоть сторожем. Как будто то, что он делает в "Кино", не работа, к тому же часто изнурительная.

— А в клубе я не очень-то общаюсь. Не всех даже знаю, особенно молодых. Слегка в стороне мы, что ли, — говорит Каспарян под конец. И, поскольку мой спичечный коробок опустел, вручает мне черную пачечку с белой каллиграфической надписью по-английски — "Каспарян энд Стингрей". Реклама!

В Штаты он, кстати, все-таки съездил, вызвав тем самым еще один перерыв в работе "Кино". Говорят, больше всего в Америке ему понравилось летать на спортивном самолете.

А теперь — обещанные обязательные абзацы.

Группа "Кино" основана Виктором Цоем, корейцем по происхождению, в Ленинграде в 1982 году. Первый полуакустический альбом "45" содержал такие "системные" хиты, как "Когда-то ты был битником", "Алюминиевые огурцы".

Странный посев дал любопытные всходы. Пример Цоя показал, как рокер с задатками художника вырастает из коротких штанишек идеологии своего окружения. Неоромантический альбом "Начальник Камчатки", в записи которого принял участие сам "великий Боб", далек от профессионального совершенства; в удачном "Троллейбусе", "Камчатке", "Генерале" чувствуется влияние "Аквариума" — но все-таки... Обаяние юности, неистребимая и загадочная энергия искреннего "Начальника" заставляют слушать этот немудреный "пэтэушный" рок, снабженный, правда, не такими уж и простыми текстами:

Где твой мундир, генерал?
Твои ордена? Спина, как струна...

Исповедь дерзкого взрослеющего подростка многим пришлась по душе. "Мы должны заполнять все части спектра", — сказал Гребенщиков. Цой угадал со спектром сразу же.

Магнитофонный альбом "Ночь" с опозданием на два года выпустила "Мелодия", опоздав перед этим на пять лет с выпуском сингла из "Начальника". От примитивного "телефон и твой номер тянут меня как магнит", от "Анархии", стыдливо названной пародией на западные панк-группы, до почти попсовой "Мы хотим танцевать" — размах "Ночи". Простая музыка, простейшие аранжировки. И постоянное ощущение чего-то большего. Но раскрывшийся было Цой всякий раз прячется за привычную уже стену иронии.

Предшествовавшая "Ночи" программа "Это не любовь", конечно, изрядно повеселила публику. Все эти "Уходи, я тебя не люблю", "Я не могу больше ждать, я могу умереть" были очень милы, но... Путь Цоя лежал совсем в другие места, через ударные концертные номера "Безъядерная зона", "Дальше действовать будем мы", "Хочу перемен" приближался он к "Группе крови". "Война между землей и небом" обязана была случиться.

За отсутствием в Питере самого "начальника Камчатки" я совершил краткую экскурсию по "цоевским местам", побывав в обклеенной экстравагантными лозунгами и плакатами котельной — по месту работы, так сказать.

Выяснив по телефону у решительной супруги Виктора, Марианны, что без интервью с Цоем никакого материала о "Кино" давать нельзя, я набрался наглости и позвонил в Алма-Ату.

— А может, давайте завтра? — флегматично предложил Виктор в первый вечер, — я устал, у нас тут ночь.

Что ж. "Это его право — любить ночь".

На следующий вечер мы все-таки коротко поговорили.

— Я не могу судить о том, что изменилось. Со стороны виднее, — ушел Цой от ответа на вопрос о динамике стиля. — Вообще меня не интересует, нравятся песни или нет. Мы делаем, что хотим. Иначе вообще ничего не получится. Конечно, тем, кто постарше, не будет интересна "Восьмиклассница". Но все-таки сейчас и темы текстов шире, что ли, и группа звучит лучше.

— Как собирался состав?

— Я собирал не музыкантов. Прежде всего — друзей. А как же иначе? Научиться-то играть можно. Каспарян, например, вначале мало что умел, а теперь снимает с гитары куда больше меня.

(По-моему, такой способ организации группы всерьез возможен только в Советском Союзе. В Ленинграде).

— Что вы делаете в кино?

— Мне нравится сниматься. Конечно, в фильме будут песни. Но я стараюсь не привносить в кино ничего из того, что делаю в "Кино". Это разные вещи.

— Совпадают ли "я" в ваших песнях с вашим собственным "я"?

— Иногда полностью, иногда частично, иногда не совпадают совсем. Каждый раз по-своему.

— Вы можете что-нибудь пожелать слушателям? — зачем-то спрашиваю я и тут же понимаю, что задал глупый вопрос.

— Не знаю, — говорит Виктор, — не знаю. Ну что им пожелать? Ничего, наверное.

Мы попрощались. Цой передал привет редактору "Рокси" Старцеву, с квартиры которого я тогда звонил, и далекая Алма-Ата исчезла в ленинградской ночи.

Вот, собственно, и все. Таким я увидел и услышал "Кино" в лице Каспаряна и Цоя в ноябре 1987-го. Наверное, теперь что-то изменилось...