Человека, сидящего напротив меня, судьба и била, и возносила. Еще не столь давно его официальная репутация подпадала под печально известную статью 53, а неофициальная заставляла думать о пришествии нового мессии. Время гласности открыло ему широкую дорогу, но лишило ореола. Теперь на его концертах намного меньше милиции, но намного больше думающих слушателей. Ушли поклонники-фанаты, остались сочувствующие его искусству и соучаствующие. Его песни на глазах превратились в историю эпохи, к которым как к свидетельствам будут обращаться люди последующих поколений. А это значит, что творчество Бориса Гребенщикова следует оценивать не сиюминутными эстрадными мерками, а с точкм зрения Времени...

- Гребенщиков-90 и, скажем, Гребенщинов-80 - это очень разные люди?

- Да, разницы в них хватает... Гребенщиков-90 и Гребенщиков-65 похожи куда больше...

- Вы провоцируете следующий вопрос: люди в старости становятся похожими на детей. Так что же, к вам пришла "старость"? Усталость? Завершился цикл?

- Скорее асего, виток спирали... Иногда я ловлю себя на счастливом ощущении, что вновь ко мне возвращается радость двенадцатилетнего пацана, только начинающего через рок-н-ролл входить в искусство. Последние 10 лет мы были рок-группой в этой стране и лишь сейчас начинаем расслабляться и становиться совсем натуральными. Возвращение к началу, к корням, к настоящему...

- Вы помните свою первую песню?

- Конечно. Хотя как давно это было - 1972 год...

- Не пытаетесь ее исполнить на концертах?

- Нет. Мысли в ней были хорошие, но все остальное - на довольно-таки топорненьком уровне.

- Аббревиатура БГ когда появилась?

- Давно, еще в семидесятых. Борис Гребенщиков - и звучит тягуче и расписываться долго. БГ - так проще...

- Борис, а почему, на ваш взгляд, АКВАРИУМ так долго били? Ведь по сравнению с другими рок-группами вы были и более "тихими", и более абстрактными...

- Кто-то мне недавно доказывал, что Иосифа Бродского травили не за то, что он был революционен по сути, а за то, что у него была другая, поэтическая форма. И эта форма настолько не соответствовала нашей действительности, что становилось понятно: поэт Бродский гораздо страшнее любого диссидента... Вот и у нас всегда была Другая форма... Мы стремились быть нормальными людьми...

- В связи с этим хочу задать вам вопрос, который давно интересовал. Меня в свое время поразили слова одной из ваших песен:

Дайте мне тон, дайте мне ход
Дайте мне спеть эти пять нелогичных нот,
И тогда меня можно будет брать руками...

Как же так, думал я, лидер "андерграунда" и обращается и "власти" с таким призывом: Не трогайте нас?!

- А вы вспомните время создания этой песни... 1983 год... в той ситуации с нашей стороны было вполне логично обратиться к "властям" (разумеется, только на таком - метафизическом - уровне)! мы вам вреда приносить не собираемся. Я говорил как бы: да, меня можно "брать руками", только неизвестно, что из этого выйдет...

Как видите, все повернулось само собой: и руками нас не взяли, а мы остались, Какими были.

- А что позволяло o вам "держать удар"? Насколько я знаю, судьба ваша долгое время складывалась отнюдь на гладко?

- А я никогда никому не противостоял... Какой толк опускаться до драки на таком уровне? Ну, выгнали меня из комсомола, так он мне изначально был не нужен: меня записали туда вместе со всеми o школе, потому что тогда было положено... Ну, прогнали меня с работы, так мне она была совсем неинтересна. Да простят меня мои учителя, но я никогда толком не мог взять интеграл. А математиком-теоретиком оказался только потому, что считал это более честным по отношению к Советской власти, чем становиться инженером. Все-таки без математиков-теоретиков она преспокойно могла обойтись...

И так - во всем остальном. Ну, не хочет меня Система - и слава Богу! Я очень благодарен нашей Системе: будь она гибче, я рисковал бы стать конформистом в гораздо большем степени...

- А не будь такого тотального давления Системы, насколько существенно изменилась бы советская рок-музыка и, в частности, ваше искусство?

- Я не берусь судить обо всей нашей рок-музыке, ибо советский рок-н-ролл порожден такими условиями и неразрывно с ними связан. Вот почему, когда сняли искусственные запреты, огромное количество рокеров оказалось перед проблемой: "Что делать?" Некоторые еще по инерции пытаются "переплюнуть" Центральный Комитет, не замечая, что он сейчас куда революционнее, чем они...

Что касается меня... Знаете, Я долгое время провел в Штатах и Англии и обнаружил, что чувствую себя там совершенно нормально, спокойно продолжаю заниматься тем же, чем и здесь, не отвлекаясь на революционность...

- Как раз по поводу вашего пребывания на Западе мне довелось слышать злую фразу: "Гребенщиков не продавался большевикам, но быстро продался капиталистам"...

- Что имеется в виду под "продажей"? Вышедшая на Западе пластинка "Радио Тишина"? Так уверяю вас, что в ней "на продажу" не сделано ничего. Я и раньше не руководствовался законами рынка - и теперь не хочется: все-таки не сметану делаю... В этой пластинке немало ошибок, но случились они не по вине "капитализма", а просто потому, что я столкнулся с другим уровнем техники, с иным мышлением.

- Простите, что я вторгаюсь я область сплетен, но хочется внести ясность... Говорят, что на гонорар от этого диска вы сняли виллу на берегу океана...

- У меня не только нет виллы на берегу океана, у меня даже нет до сих пор квартиры в Ленинграде. Приходится квартиру снимать, с минуты на минуту ожидая, когда тебя оттуда "попросят". Потому и живу так: частично - здесь, частично - в Лондоне.

- Еще говорят, что фирма, заключившая с вами контракт, понесла убытки от "Радио Тишина" на четыре миллиона долларов...

- Насколько я знаю, См-би-эс продано более ста тысяч дисков, и все расходы удалось покрыть. Эта пластинка принесла несколько сот тысяч долларов - советским организациям, чуть меньше - мне, несколько сот тысяч - американским партнерам... Сейчас я еду в Лондон работать над песнями для новой пластинки. Так что все стороны удовлетворены. Кроме, пожалуй, меня...

- Почему же?

- Хочется скорее делом заняться...

- Как вы относитесь к воцарению на эстраде рыночных отношений?

- Я уже говорил, что мы никогда не руководствовались законами рынка, и то, что происходит сейчас, мне глубоко противно. То, что занимает 90 процентов времени на эстраде и телеэкране, - чудовищно, это хуже порнографии. Порнография, в конце концов, - это голые девки, если они красивые, это даже нравится. Но то, что я вижу, - это продажа души. Несравненно хуже, чем проституция, чем СПИД, чем чума... Страна, ее культура определяются во многом своей музыкой. Наша жизнь, в 60-е, отчасти 70-е годы связана в моем представлении с такими меланхолическими джазовыми аккордами, как бы утверждавшими, что все равно ничего хорошего не будет, потому давайте пить водку, целоваться украдкой с чужими женами... Теперь наша жизнь определяется во многом потоком коррупции, которая валит с экрана, со сцены. Это - ужасно...

- Не потому ли вы в одном из интервью сказали, что лучшее, что можно сделать сегодня для советской эстрады, - это уничтожить ее?

- Немножко резковато выражено, но суть верна... Подавляющая часть советской эстрады основана на деньгах, только и исключительно на деньгах, без каких-либо мыслей о душе, об искусстве, о чем-то истинном, вечном... Естественно, такое нужно выжигать. Разумеется, не физически: всех а тюрьму на посадишь (и слава Богу!), но духовно бороться необходимо - долго, упорно, стоически...

- Это относится только к современной эстраде или к старой тоже?

- Только к современной... Все-таки в тридцатые - сороковые годы нечто оставалось... Утесов, Виноградов, не говоря уже о Вертинском, были профессионалами в хорошем понимании этого слова. То есть людьми, не предававшими духовность.

Тот же Петр Лещенко... Забавные, милые песни... Да, это было пошловато, к "высокому искусству" отношения не имело: рядом с Леонардо да Винчи этого не поставишь... Но в тех условиях, когда сосед писал на соседа доносы по обязанности, песни Лещенно были элементом НОРМАЛЬНОЙ жизни.

К сожалению, мне редко доводилось общаться со старыми профессионалами, но есть в них что-то такое... Я слышал прелестный рассказ о том, как Вертинский ужинал в одном из ленинградских ресторанов. Давно это было, в пятидесятых, когда можно было еще встретить старых официантов, из "того времени". Один из них прислуживал Вертинскому. Так вот, спутник Вертинского, расплачиваясь, небрежно бросил "на чай" какую-то купюру. Вертинский же высчитал десять процентов, добавил их к сумме счета и аккуратно - копеечка к копеечке - положил на стол. Бедный официант долго не мог прийти в себя: ему не верилось, что еще остались люди, помнящие прежние правила хорошего тона...

Так вот, старые мастера сохранили знания этих "правил". Да, их песни были банальными, но в них сохранились элементы естественной человеческой красоты. Честь и хвала им, что не сломались, не поддались всеобщему обнищанию духа...

- После этого мой следующий вопрос выглядит даже неуместным, но все же рискну его задать: как вы относитесь к ЛАСКОВОМУ МАЮ?

- Никак. Я их, по счастью, слышал мало, так, две-три песни, да и то потому, что телевизор не успевал выключить вовремя. Честно говоря, мне на них наплевать. Хотя девочкам, для которых ЛАСКОВЫЙ МАЙ поет и на которых делает деньги, это, может быть, и необходимо.

- А в борьбе "Комсомсльской правды" с ЛАСКОВЫМ МАЕМ вы на стороне газеты?

- Да они же стоят друг друга... Замечательные партнеры: "Комсомольская правда" и ЛАСКОВЫЙ МАЙ.

- Борис, насколько соответствует действительности изложение вашей фразы в журнале "Советская эстрада и цирк": "Я очень не люблю журналистов, но я очень люблю с ними разговаривать. Мне интересно, кто кого переехидничает"? Чем она вызвана?

- Мы разговариваем с вами уже довольно долго и, как видите, я и не собираюсь ехидничать. Зачем, вы же задаете нормальные вопросы... Наверное, стоило уточнить, что не люблю я определенную группу московских журналистов, которые стараются непременно поставить всех и вся на "свои места" и потому ведут себя просто нелепо (особенно этим славен "Московский комсомолец").

- АКВАРИУМ существует уже два десятилетия. Не пора ли изменить стиль, как считают некоторые специалисты по року?

- Нет, меняться мы не собираемся. Мне это сложно описать, да, наверное, и ни к чему, но принцип работы с тембрами, нотами, со всем, что входит в понятие музыки, включая сюда и духовное наполнение, присущий АКВАРИУМУ, полагаю, уникален, и предела тут нет никакого. Этим можно заниматься сто лет, можно - тысячу...

- Вы прошли "огонь, воду и медные трубы". Когда было труднее?

- Всегда трудно по-своему. Но - интересно.... В конце концов, это и есть наша жизнь.

Фото Е. Красиолольского.

Статья сохранена Анатолием Сухаревым.