Иду в ледяных сумерках вдоль пирса, вдоль заборов и кирпичных зданий к вокзалу.
В электричке тепло и дурно пахнет. Мне ехать почти час, дремать и зевать. В
безделии часа и зевоте я вспоминаю, как в семьдесят четвертом, развалив
ПЕТЕРБУРГ, Николай, Витя и Никитка полетели, закусив удила. Они стали первыми,
номерами среди концертирующих перед рок-н-ролльными люмпенами и два сезона
поддерживали кайф на высшей отметке, пока не оказались в Красноярской
филармонии, куда их заманили пресловутым длинным рублем. Ох, намерзлись и
наголодались они там, как рассказывал Витя, обжиленные в итоге областными
филармонистами. Их наняли в "чесовую" команду подыгрывать
певцу-махинатору, и высшая отметка их кайфа не канала вовсе в тамошней
филармонии. После КОЛОКОЛ перевоплотился в кабацкий бэнд и сперва успешно
"карасил" в гостинице на Чегете, куда съезжалась окологорнолыжная
публика. Там мужики отхарчились на "карасях" и привыкли к сытой жизни.
"Караси" присылают за персональный музыкальный заказ; он стоит пять
или десять рублей, и, случалось, "карасей" за вечер хоть пруд пруди. А
местные кавказские жители расплачивались анашой. У них анаши больше, чем денег,
хотя и денег навалом.
Тогда мужиков и накрыли случайно. Приехали серьезные люди и нашли в джинсах у
Вити "масть". Серьезные люди приехали разобраться по поводу
предыдущего кабацкого бэнда, через который в Ленинград шли крупные партии
"масти". Витя выезжал в Ленинград отнекиваться и отделался в итоге
легким испугом, но "караси" на Чегете шли и шла "масть".
Никитка закайфовал серьезно и сел на кокнар, а теперь вот– на полтора года. Он
был уже на кокнаре, когда его пригласили в Москву работать в известном, а теперь
так и просто маститом рок-профоркестре. Он там здорово поиграл на скрипке и
гитаре, вернувшись после в Ленинград с короткой славой и без единого гроша. Он
мне показывал при встрече венгерский музыкальный журнал, на обложке которого он
красовался в полный рост с "Телекастером" наперевес. Внизу обложки, в
ногах у Никитки, помещалась небольшая фотография ЛЕД ЗЕППЕЛИН.
Мне час почти ехать до города, и, вспомнив Никитку, я стал думать о тех, кому
кайф рок-н-ролла вышел боком. Н-да, здесь мы, похоже, вышли на уровень мировых
стандартов.
Я вспоминаю Валеру Черкасова из группы ЗА, его толковые суждения о музыке и
суждения вообще, и то время, когда он решил не писать диплом в Университете, а
стал "дышать" пятновыводителем. Была такая у рок-люмпенов мода, и мне
тогда это казалось смешным. Но вдруг я узнал, что Валера пытался покончить с
собой: взял два скальпеля, упер в стол и уронил на них голову, стараясь попасть
скальпелями в глаза. Он неумер,даже уцелел один глаз, но не уцелел разум. Он сам
хвастался диагнозом: параноидальная шизофрения. Он стал страшен в общении,
словно черные щупальца безумия душили тебя в его присутствии. Говорят, он
пытался переложить на музыку Конституцию, озвучивая ее двумя аккордами параграф
за параграфом и записывая на магнитофон. Через несколько лет он умер на кухне
своей однокомнатной, жарким летом, умер в одиночестве, и пришлось жильцам ломать
дверь – страшный запах разложения проник в соседние квартиры.
Пусть не многие так "кайфовали", но зато с лютым российским упорством
. Несколько лет назад умер Александр Давыдов из популярных СТРАННЫХ ИГР.
Несколько отличных музыкантов отсидело за "кайф" сроки. Добрый мальчик
с мягкой улыбкой, приличный поэт, сочинявший тексты для Николая, попался в
милицию с двумя граммами "пластилина". Отделался легким испугом
условного срока. Мальчик проскочил зрелость и стал похож на старичка.
Да и без "кайфа" кайф рок-н-ролла поразбросал и покосил многих.
Российское наше лютое упорство!
Жора Ордановский лет десять упорствовал, пока его РОССИЯНЕ не стали в начале
восьмидесятых первой рок-группой города. В январе восемьдесят четвертого
Ордановский пропал без вести (в мирное-то время!), и недавно в Рок-клубе провели
концерта его память.
Был у Вити Ковалева приятель, друг детства. Тоже Жора, тоже, как Витя Ковалев,
мастеровой, с выразительным лицом парень и крупными рабочими руками. Тот Жора
очень любил ДИП ПЕРПЛ. Он так любил ДИП ПЕРПЛ, что наловчился жениться на
английской девице и уехал в Англию, чтобы ходить на концерты ДИП ПЕРПЛ. Ходил,
наверное. Приезжал через несколько лет, привез Вите Ковалеву
"фирменные" басовые струны. Сидел у Вити на кухне и молчал. Лишь
сказал, что работает садовником. И все. Витя Ковалев говорил, будто у
английского садовника Жоры такие руки, такие мозолистые и натруженные, что руки
нашего тракториста по сравнению с его, Жориными, сойдут за холеные руки пианиста
или фокусника.
А Мишка Мареки и, да-да. Летающий Сустав, у мотал то ли в Бостон, то ли в
Чикаго. И умотал, свинья, даже не попрощавшись.
Я бы мог много вспомнить разного и страшного, на целую повесть! Но электричка
уже тормозит возле платформы Балтийского вокзала, и пора вспоминать, для чего я,
нарушив трудовую дисциплину, оставил кочегарку и прикатил в город.
* * *
У меня в трудовой книжке имеется выдающаяся запись: "Руководитель семинара
по рок-поэзии". Работай я в Собесе, за такие записи не начислял бы пенсии.
А мне и не начислят, поскольку никакой рок-поэзии и нет. Однако осенью
восемьдесят четвертого я заключил с Домом народного творчества договор, по
которому обязался обучать слушателей семинара этому несуществующему
ремеслу.
На общеклубном собрании торжественно объявили о начале работы семинара, и в
ближайший понедельник в скромной комнате меня поджидало человек тридцать.
Аудитория представительная. От квазихиппи до резких мальчиков в черных кожанках
с бритыми макушками. Троглодиты, олухи царя небесного и неформальные объединенцы
– так расписал их мысленно по сословиям. Я хоть и полный георгиевский кавалер
рок-музыки, но предстоящее меня волновало. Я прихватил гитару и побрякал олухам
перед разговором, как бы давая понять, что я свой. Свой не свой, но работа
началась.
Сперва я пытался вести разговор в торжественно-академическом стиле и несколько
распугал немытых рокеров амфибрахиями и контрэже. Работать приходилось в
потемках, методом тычка; тыкаясь так, я набрел на "Поэтику" Аристотеля
и стал плясать от "Поэтики", как от печки. Получилось ненавязчиво и
весело. Немытые рокеры приносили сочиненные тексты, распевали их под гитару, а
мне приходилось каждый раз устраивать представление, дабы, ругая услышанное, не
тревожить революционных рок-н-ролльных чувств и не заслужить обвинений в
конформизме. За достижение почитаю разоблачение плагиата в творчестве одного
троглосеминариста. Подправленный до народного ума текст Гумилева выдавался за
свой.
Стиль вроде бы найден, дело двигалось, но как-то пришли трое вежливых таких, в
кожаных курточках, с челками, внимательными взглядами и полуулыбками. С
магнитофоном пришли и вежливо слушали мои разглагольствования, а в перерыве один
спросил:
– Мы хотим показать и обсудить тексты.
Настроение у меня было приподнятое, я только что удачно шутил и разделывался с
троглодитскими сочинениями.
– Что ж, давайте тексты. А группа как называется?
– ТРУД.
– Оригинальное название! У вас и запись есть?
– Да, – отвечает подошедший, а те, что с ним, уже прилаживают к розетке
магнитофонный провод.
– Что ж,давайте тексты, – повторяю.
Мне протягивают картонную коробку от бобины, на которую наклеено
"Труд", – вырезанное заглавие всесоюзной газеты, и несколько газетных
информаций.
– А где тексты?
– А вот. Мы исполняем уже опубликованное, и хотелось бы залитовать. Ведь
опубликованное литуют сразу, да?
Немытые рокеры (конечно, они мытые – просто я так привык их про себя звать)
собрались слушать. Бобины закрутились, из динамиков полетели смутные звуки –
выкрики, бряканье нестроящих гитар, а я стал вчитываться в опубликованные
тексты. Одна информация говорила о том, что неподалеку от Бонна собрались
неонацисты на очередной шабаш, то да се, и, мол, неонацисты активизируются. В
"музыкальном" варианте смысл выворачивался наизнанку, и доходил до
слуха лишь многократный рефрен, исполняемый под стук пивных кружек:
"Неонацисты активизируются! Неонацисты активизируются!" Дальнейшие
композиции развивали тему. Немытые рокеры веселились, приняв все за шутку, а я
растерялся... Я родился через несколько лет после войны, а они после первых
полетов в космос. Мы вроде говорили про одну музыку, про БИТЛЗ, СТОУНЗ, хард,
реггей и прочее, но принадлежали, получалось, к разным цивилизациям. Я не мог
шутить над такой... музыкой будет сказано неправильно... а они шутили, а эти
трое еще и сочиняли такое.
Немытые рокеры, эти в основном славные олухи, троглодиты, объединенцы и девушки,
искренние в своем не осмысленном до конца несогласии с ложью и жестокостью
жизни, они ждали моей реакции, представляя, видимо, как я стану возмущаться и
буду нелеп в клокочущем гневе. Я же хотел не возмущаться, а набить хари молодцам
из ТРУДА, спустить их по лестнице, чтобы отбили они свои скотские мозги... Но
это было бы поражением, и я не набил им хари за провокацию, за Джона Леннона, за
мою минувшую юность. Нет, я не проиграл, но и не нашел путей к победе.
– Вы их залитуете, да? – Трое вежливых в курточках смотрели с полуулыбочками. –
Ведь опубликованное литуют сразу, да?
– Да, – согласился я и не проиграл, – это опубликовано... Но ведь есть авторское
право. И я залитую вам тексты, если вы принесете согласие авторов заметок на
исполнение, – но и не выиграл.
Курточки застегнуты, магнитофон собран, ушли без улыбочек и даже без
полуулыбочек, но и мне не до смеха.
|