|
В условиях существования рок-музыки в Эстонии были заметные отличия от других
регионов. Местные традиции, непосредственная связь с зарубежной культурной
жизнью (постоянный контакт с финским телевидением), иная языковая основа, не
говоря уже об особенностях образа жизни, весьма существенно влияли на духовную
жизнь республики. Как это, возможно, ни покажется странным, рок-музыка всегда
оставалась нормальной составной частью культурной жизни, не превращаясь в символ
оппозиционных настроений или цитадель альтернативных моделей бытия, вступающих в
непримиримый конфликт с существующими идеологическими установками...
Эстонская рок-музыка как-то выпадала из общего контекста борьбы и болезненных
исканий, присущих советскому року вообще. Потому разговор о ней может показаться
более прозаичным, чем, вероятно, следовало бы ожидать, а для любителей острых
ощущений — даже несколько скучным. Ведь речь идет в основном о
регионально-национальных особенностях, которые лишь изредка становятся
достоянием всесоюзной публики, да и то, как правило, в измененном контексте. К
1973 уже можно было вести речь о некой истории эстонской, как тогда говорили,
бит-музыки. Статья Юри Лина в молодежном журнале "Noorus" (N 7) и
ставила подобную задачу. "Весной 1964, — сообщает автор, — в Таллинне
родился первый эстонский гитарный ансамбль ЮНИОРЫ. Репертуар был зарубежный, а
самой популярной песней была "Всю свою любовь..." ("All My
Loving...")".
В 1965—1967 ансамбли появлялись в большом количестве, и музыканты многих из них
в дальнейшем прочно прописались на сцене. Например, Тынис Мяги участвовал в
РЮТМИКАХ, а затем в БАЛТИКЕ, основу созданных в нояб. 1965 ОПТИМИСТОВ составляли
Хейго Мирка, Харри и Тит Кырвитс — ныне члены популярного РОК-ОТЕЛЯ; бывший
руководитель ОПТИМИСТОВ Тоомас Курвитс стал основателем группы КУКЕРПИЛЛИД,
играющей в стиле кантри, но с привнесением национальных мотивов; Яак Йоала
начинал в бит-группе КРИСТАЛЛ (1966), Гуннар Грапс — в МИКРОНАХ (1967).
Групп было много, и их перечисление вряд ли что скажет современному читателю.
Важна сама насыщенность жизни в этой музыкальной сфере начиная с середины
60-х.
28 апр. 1968 в таллиннском кинотеатре "Космос" состоялся большой
концерт бит-групп, отразивший сравнительно высокий уровень эстонской бит-музыки.
Если выделять кого-либо особенно, то, пожалуй, ВИРМАЛИСЕД (год образования
1965). Режиссер Марк Соосаар (ныне известнейший эстонский документалист,
председатель правления Союза кинематографистов ЭССР) снял тогда о группе
15-минутный цветной фильм.
Следующая волна развития эстонской рок-музыки приходится на начало 70-х, когда
большинство групп практически полностью стали работать с собственным авторским
репертуаром, завершив процесс, начатый в конце 60-х. Однако соотношение своих и
аранжированных "чужих" произведений не имело абсолютного значения:
музыканты охотно включали в концертные программы классические рок-н-роллы,
программные произведения зарубежных авторов, коль скоро те соответствовали
направленности группы. Но то были лишь отдельные номера, да и для них
подбиралась соответствующая форма. В данном случае важно, что эстонцы,
сознательно или интуитивно, подчеркивали преемственность собственного творчества
и его генетические истоки.
В 1971 стали активно выступать 2 коллектива, наиболее заметные на тот период:
КЕЛЬДРИЛИНЕ ХЕЛИ ("Звук Подвала") и РУЯ. Первый свое вполне роковое
название вскоре сменил на ВЯНТОРЕЛЬ ("Шарманка"), подтвердив
компромиссную непоследовательность и адаптационную способность, присущую
эстонской рок-музыке. Группа существовала относительно недолго, шумно
прошествовала по эстонской рок-сцене, записывалась и транслировалась по радио,
снималась на телевидении и была единственной в то время, чья известность вышла
за пределы республики. Репертуар В. создавался в основном лидером группы
Андресом Валконеном (орган, клавишные, вокал) и вокалистом Андресом Тальвиком, а
затем и гитаристом Вильяром Ряхном. "По стилю эти произведения нельзя
отнести ни к одному из известных направлений, — писал о группе эстонский
журналист и продюсер Олави Пихламяги. — Это было что-то вроде философски
выраженной бит-музыки, где сильные тексты сочетались с многоголосным исполнением
и звуковыми эффектами". Авангардистские дела на ниве ро
ка в те годы были в моде...
РУЯ — единственная группа начала 70-х, продолжающая существовать и ныне, правда,
в полностью измененном (за исключением вокалиста Урмаса Алендера) составе.
Наибольшего успеха Р. добивалась в те периоды, когда во главе ее стоял
композитор и пианист Рейн Раннап, известный и как автор произведений современной
классической музыки, и как джазовый исполнитель. В последние годы он не
сотрудничал с группой, а весной 1987 эмигрировал. Многолетней популярностью
среди эстонских слушателей Р. обязана именно его песням. Отдельные несомненные
удачи других ее участников (например, песня "Mr. Lennon" Урмаса
Алендера) не формировали общего отношения к группе. Точно передает атмосферу
массовой симпатии к Р. цветной одноименный 15-минутный документальный
музыкальный фильм, снятый на "Таллиннфильме" оператором Аго Руусом в
начале 80-х. С 1986 репертуар определяет новый клавишник — известный в Эстонии
композитор Игорь Гаршнек, но популярность группы заметно падает, и к весне 1988
она практически исключается из числа "любимых" (по данным
социологического исследования Гостелерадио ЭССР).
Середина 70-х — период наибольшей авторитетности эстонской рок-музыки.
Более-менее нормальные условия существования, достаточная свобода в проведении
концертов, непредвзятое отношение средств массовой информации позволили достичь
определенного уровня. Особое внимание уделялось техничности исполнения,
музыкальной грамотности, виртуозности.
В 1976 и 1977 в Таллинне проходят музыкальные фестивали с участием большого
числа гостей, среди которых громкие в последующем имена: МАШИНА ВРЕМЕНИ,
АКВАРИУМ, а также герои только тех лет — АРГОНАВТЫ (Ленинград), ОРНАМЕНТ
(Таллинн), УДАЧНОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ, ВИСОКОСНОЕ ЛЕТО (Москва).
Встреча на одной сцене позволила увидеть, сколь разными путями шли музыканты.
Эстонцы, имевшие приличную прессу и относительно небольшую концертную аудиторию
(размеры республики), ориентировались на зрителя достаточно эрудированного,
зрителя-критика, ибо последующий отклик в газете или на радио для репутации мог
значить больше, чем сиюминутная реакция на концерте. Выступали они не так уж
часто, но каждый концерт становился своего рода явлением, новая программа той
или иной группы ожидалась с интересом, сопоставлялась с предыдущей и
взыскательно оценивалась хорошо информированными рок-специалистами. Потому
отметалась легковесность и все старались на сцене выглядеть серьезными и
основательными. Гротеск и пародия еще не обрели признанного статуса (этим
только-только начинал заниматься новорожденный АПЕЛЬСИН с рок-н-ролльным лидером
Иво Линной).
Гости же мало заботились об академической серьезности. Прошедшие через практику
московско-ленинградских сейшенов, они старались завладеть публикой. Техническая
сторона исполнения не возводилась при этом в культ и потому допускались многие,
неприемлемые для эстонских музыкантов послабления во имя эффектной атмосферы
рок-шоу.
Нет необходимости подсчитывать, за какой исходной установкой больше преимуществ.
Вероятно, каждый был по-своему прав, а позиция определялась объективными
условиями существования.
В числе наиболее заметных эстонских рок-групп первой половины 70-х помимо Р.
можно назвать ПСИХО (инструментальный джаз-роковый состав с элементами
рок-авангарда), ОРНАМЕНТ (Гуннар Грапс — тяжелый металл), ФИКС из Тарту,
ИНКОГНИТО, МЕЙЕ и др.
Особое место занимала в этом перечне таллиннская группа МЕСС (Свен Грюнберг). Ее
первый концерт состоялся в зале Таллиннского политехнического института весной
1974 и положил начало особому направлению в современной эстонской музыке.
Увлечение электронными музыкальными инструментами (только что появившимися в
обиходе рок-музыкантов синтезаторами, меллотроном и прочими достижениями
научно-технического прогресса) не обошло и Эстонию. Грюнберг — молодой
композитор, сам игравший на клавишных, предпринял попытку через современную
электронику передать свое видение мира. Но философская концепция в данном случае
— лишь полдела. Необходимы и соответствующие технические средства для ее
воплощения, а их-то и не хватало... Первый синтезатор был самодельный — его
сделал для Грюнберга инженер Хярмо Хярм (ранее — звукооператор группы
ВЯНТОРЕЛЬ).
Дебют М. можно назвать триумфальным. Новое для тех лет на нашей сцене звучание
обеспечило стабильную репутацию лидеру и его коллективу. Широкая популярность
М., несмотря на относительно небольшое число концертов и сложную музыку, может
показаться странной, но она легко объясняется, если принять во внимание
особенности развития рок-музыки в Эстонии. Во всяком случае, даже 2 года спустя
после распада группы во время музыкальных опросов ее продолжали называть в числе
любимых.
Непредсказуемость поведения самодельного синтезатора, выявившаяся в процессе его
эксплуатации, постепенно свела на нет концертную деятельность М., и все
замкнулось на студийной работе. Замыслы Грюнберга становились более сложными,
для их реализации необходимо было привлекать профессиональных музыкантов.
Отсутствие электроники компенсировалось экспериментами с самыми различными
акустическими инструментами. Для записи приглашались даже хоры, и, когда
появились ЯМАХИ, они уже не смогли вытеснить прочно утвердившиеся традиционные
инструменты, которым Грюнберг находил самое неожиданное применение.
Непродолжительное, но имевшее столь долговременные последствия существование М.
— одна из особенностей эстонской рок-жизни 70-х.
Что касается сольных проектов Грюнберга, то они выходят за рамки стереотипных
представлений о роке. И в то же время по своему настроению, искренности и
философичности вполне могли бы стать иллюстрацией относительно редкого
интеллектуального рок-направления в современной музыкальной культуре. Первая
долгоиграющая пластинка Грюнберга "Дыхание" вышла в Эстонии в
1981.
Узкие рамки разовых концертов в республике скоро стали мешать набиравшим силу и
опыт рок-группам. Ко второй половине 70-х огромный всесоюзный музыкальный рынок
(как и многие другие рынки Советского Союза) страдал от явного дефицита. ВИА уже
не привлекали молодого зрителя, и на профессиональной сцене возник вакуум,
который необходимо было заполнить. В такой ситуации эстонский рок оказался
идеальной находкой. Его отличали опыт исполнителей, приемлемое техническое
оснащение, тексты на не понятном за пределами республики языке, что одновременно
снимало остроту их содержания и очень напоминало "не наши" группы,
интерес к которым возрастал из-за полной невозможности увидеть зарубежных
корифеев рока.
По манере исполнения эстонцы действительно были близки к традициям зарубежной
рок-музыки, последовательно воплощая ее плюсы и минусы. При всей непривычности и
"западности" эстонской рок-музыки для любого администратора или
человека со стороны это была музыка, сделанная в СССР. Так удачно совмещались
коммерческие, зрительские и идеологические установки.
Таллиннская филармония по достоинству оценила возможные выгоды, и вскоре
множество рок-групп получили статус профессиональных. Рок-музыка предлагалась в
самом широком диапазоне: от хэви-метал до новой волны. Группа Гуннара Грапса
(МАГНЕТИК БЭНД), АПЕЛЬСИН, ВИТАМИН, Тынис Мяги (МУЗИК-СЕЙФ) и целый ряд чисто
эстрадных исполнителей во второй половине 70-х стали осваивать всесоюзную
концертную площадку.
Трудно сказать, насколько появление эстонских рок-музыкантов повлияло на общую
картину профессиональной концертной жизни, но для самой эстонской рок-музыки
последствия все-таки были и, пожалуй, далеко не самые лучшие. Получив
возможность выступать и зарабатывать, музыканты стали ориентироваться на иную
аудиторию. Ее необъятные размеры позволяли в течение продолжительного времени
эксплуатировать одни и те же практически неизменные программы. В какой-то момент
значительная часть групп, оказавшись в коммерчески выгодных условиях,
остановилась в творческом развитии. Так первоначальный успех и высокая репутация
на всесоюзной сцене оказались чреваты кризисными последствиями.
Конечно, далеко не всегда выступления эстонских рок-групп за пределами
республики воспринимались однозначно положительно. Исполнение тяжелого металла
до тех пор, пока он не стал эталонно эстрадным (почти 10 лет спустя),
сопровождалось различными эксцессами. И последовательные адепты этого стиля
оказывались иногда в весьма неприятных ситуациях. Например, выступление тогда
еще самодеятельной группы Грапса ОРНАМЕНТ на фестивале в Горьком вызвало
возмущенное письмо в Таллинн, запрет группы и концертов Грапса. После
вынужденной паузы стало возможным возрождение: в начале 1977 появляется МАГНЕТИК
БЭНД. В 1983 история повторилась. После концертов во Львове профессиональный по
статусу, имеющий лауреатство на фестивале "Тбилиси-80" МБ вновь
запрещают. В 1984 он возрождается: на свет появилась ГРУППА ГУННАРА ГРАПСА
(Г.Г.Г.). Состав его группы никогда не был стабильным и варьировался в
зависимости от многих обстоятельств. Подобная вынужденная смена вывесок
по-своему оказалась полезной, позволяя корректировать название в соответствии с
особенностями музыкальной моды разных периодов. Простое и несколько наивное имя
группы конца 60-х во второй половине 70-х выглядело анахронизмом. Возрастающая
роль лидера, смещение акцента на индивидуальное творчество 80-х отразилось при
очередном выборе имени. Иное дело, скольких нервов, уговоров, времени все это
стоило.
Но, как правило, эстонские группы на профессиональной сцене существовали без
скандального контекста. Тынис Мяги во избежание недоразумений имел двойной
репертуар: один — для Центрального телевидения и всесоюзной аудитории
(включавший, например, песни Шаинского), другой для внутриреспубликанского
применения (собственные работы музыкантов МУЗИК-СЕЙФ в стиле хэви-метал или
аранжировки Ковердейла, Мура, Блекмора и других). Альбом группы 1983 "Два
склона горы" — по сути, первая в СССР пластинка в стиле хэви-метал —
продавался преимущественно в Эстонии.
К середине 80-х конъюнктура меняется. Мода на рок и активная деятельность
рок-клубов, распространение самопальных записей, концерты западных рок-звезд
повлияли и на статус эстонского рока. Публика стала чувствительнее к различным
оттенкам настроений, а эстонские музыканты частично утратили ту
непосредственность и искренность, без которых рок-музыка теряет смысл,
превращаясь в модификацию массового попса. Правда, взамен они приобрели огромный
концертный опыт, но он мог стать полезным лишь при наличии оригинальных идей и
замыслов. А их не всегда хватало. Сложнее стало и с современным техническим
оснащением. Интерес к эстонской рок- и поп-музыке заметно уменьшился, и акцент
вновь сместился на дела внутренние, в пределах республики. И здесь есть на что
обратить внимание.
Традиция Дней музыки в Тарту не имела аналогов в нашей стране. Впервые они
проводились в 1979 по инициативе студентов Тартуского университета. С тех пор в
мае в этом городе собирались музыканты. Постепенно сформировалась концепция
фестиваля.
"ДМТ" были мероприятием, скажем так, элитарно-эстетским. Относительно
небольшой концертный зал театра "Ванемуйне" вмещал лишь малую часть
желающих, зато среди гостей было множество журналистов, выступления записывались
радио и телевидением. В общем, знакомая картина: широкая аудитория знакомится с
происходящим через призму своего рода экспертной оценки. Личные симпатии
оргкомитета и оценки жюри формировали атмосферу рафинированной музыкальности,
которая, хотя и начиналась с рока (и в первые годы все это носило название
"рок-фестивалей"), со временем явно расширилась, включив самые разные
музыкальные направления. Процесс был абсолютно ненасильственный и протекал по
своей внутренней логике.
В разные годы существовали различные формы работы жюри. В конечном счете
сформировалась т. н. коллегия экспертов (журналисты, композиторы, социологи,
музыканты, просто авторитетные в эстонском рок-мире люди — до 30 человек),
которая выносила свое суждение. Субъективность была очевидна, и никто не
утверждал, что происходящее является адекватным отражением ситуации в
музыкальной жизни республики. Здесь действовали свои законы и свои
критерии.
Какими они были, можно судить хотя бы по перечню лауреатов:
1979 — лучшая группа — РУЯ (мнение публики — жюри не было).
1980 — Гран-при — джаз-квинтет Лембита Саарсалу (решение жюри).
1981 — Гран-при — КАСЕКЕ (решение жюри).
1982 — Гран-при — РАДАР (решение оргкомитета).
1983 — Гран-при — РАДАР (решение жюри).
1984 — Гран-при — РАДАР (голосование коллегии экспертов).
1985 — разделение на разделы инструментальной и вокально-инструментальной
музыки. Лучший по первому разделу — РАДАР, по второму — КАРАВАН (голосование
коллегии экспертов).
1986 — лучшая группа — РОК-ОТЕЛЬ (голосование коллегии экспертов)
1987 — лучшая группа — МАХАВОК (решение коллегии экспертов).
1988 — 1990 — награды не распределялись.
Конечно, перечисление лауреатов может дать лишь относительное представление о
происходившем, тем более что помимо Гран-при существовали еще и другие награды:
за лучшее музыкальное произведение, призы журналистов и публики. Точки зрения
иногда совпадали, иногда нет. Как бы то ни было, "ДМТ" стали
праздником для музыкантов. Они позволяли знакомить публику с такими работами,
которые в иных условиях исполнить было непросто: пародийные рок-оперы и
гротескные хеппининги, специально подготовленные программы и сборные
инструментальные составы, монументальные рок-кантаты. Предпочтение, которое жюри
отдавало высокопрофессиональному исполнению и большой форме, не могло не
повлиять на музыкантов, и до 1985 отточенный, хотя и несколько стерильный,
инструментализм стал определяющим не только на тартуской сцене, но и в эстонском
роке вообще.
Такие составы, как КАСЕКЕ, ИН СПЕ, РАДАР, становятся с конца 70-х наиболее
авторитетными — многочисленные награды РАДАРА в Тарту служат тому
подтверждением.
В 1988 большая форма и академическая серьезность уже во время "ДМТ-88"
стали объектом иронии со стороны собственных представителей. Группа
КУЗНЕЦЫ-ПОДМАСТЕРЬЯ под руководством Кылара представила на сцене "проект
большой формы "Фри-метал"", весь пафос которого заключался в
звукоизвлечении посредством железок, жестянок и прочего металлолома по
отрепетированному и хорошо продуманному сценарию, допускавшему большую долю
импровизации и соучастия публики. Эффект был превосходный. Ироничную
направленность можно было усмотреть и в смехотории "Зеленое яйцо"
(либретто — Пеетер Волконски, музыка — Ало Маттиизен).
Последующие годы все же сохранили авторитет исполнительства, только предпочтение
отдавалось представителям возмужавшей поп-музыки (РОК-ОТЕЛЬ, МАХАВОК).
"ДМТ-88" (десятые) были объявлены последними, проводимыми прежним
оргкомитетом. Возможность их возобновления допускалась, но после перерыва.
Огромный опыт, накопленный за это время организаторами (организационная сторона
тартуских фестивалей заслуживает отдельного разговора), позволил взяться за
решение более сложных задач, например, проведение международного рок-фестиваля в
Таллинне. Таким стал "Rock Summer" (Рок-лето), прошедший в авг.
1988.
Десятые "ДМТ" отразили заметное изменение в общей картине рок-жизни
республики. Даже сама организация фестиваля на этот раз исходила как бы из 2
разных концепций: традиционной (в концертном зале с избранной публикой) и,
скажем так, универсально-роковой (выступления на многотысячной открытой площадке
Певческого поля Тяхтвере). Возвращение рок-музыке ее социально-политической
значимости было связано еще и с активизацией политической жизни в республике. И
именно во время этих "ДМТ" состоялось первое массовое исполнение цикла
из 5 песен А. Маттиизена патриотического содержания, без которых потом не
обходилось ни одно крупное мероприятие Народного фронта. Не случайно летние
акции 1988 в Эстонии получили название "Поющей революции".
Но не только социальная актуальность представлялась альтернативой чисто
эстетическим тенденциям. В тот период, когда в республике постепенно, но
последовательно формировалась своего рода рок-элита (не без заинтересованного
участия рок-музыкантов старших поколений), молодежь предпочитала вставать в позу
нигилистического отрицания. Идеальным воплощением такого отрицания являлся
панк-рок.
По существу, эстонский панк исходил из всего с приставкой "анти":
антиэстетика, антиэтика. Но при этом не было воинствующей агрессивности, а,
скорее, некое неприятие повседневного быта. "Почему все должно выглядеть
стандартно "фирменно"? — как бы вопрошали представители раннего панка.
— А если не всем это по карману?" И появлялись музыканты, внешний вид
которых пугал старших и приковывал внимание к молодым людям, одетым отнюдь не в
"подприлавочный" дефицит. Играли панки как умели, мало заботясь о
собственной музыкальной грамотности — что в общем соответствовало музыкальному
уровню современного советского молодого человека. В текстах были ироничны,
искренни и непритязательны. Дорогие инструменты — принадлежность солидной
рок-музыки — они не ценили вовсе и играли на чем придется. К середине 80-х
существовало уже направление панк-рока со своей конкретной аудиторией и,
разумеется, признанными лидерами (Y.М.К.Е., ВЕЛИКИЕ ЛУКИ, КУЛО и др.).
Впрочем, у эстонского панка 80-х были свои предшественники. Их эстетическая
платформа, правда, существенно отличалась от последующих модификаций, но
изначальный вызов общепринятому (пусть и в более благообразном виде), ирония,
переходящая в издевку, позволяют говорить о некотором родстве. Тем более, что и
те, и другие сами определяют себя как "панк". К предшественникам
современного панка можно отнести существовавшую в конце 70-х группу ПРОПЕЛЛЕР и
ансамбль Таллиннского художественного института под руководством Харди Вольмера.
Ансамбль этот носил разные названия: ТРЕСТ ОТБРОСОВ, НЕЗНАЙКА НА ЛУНЕ, ТУРИСТ —
пока, наконец, не выпустил пластинку уже под именем группы СИНГЕР ВИНГЕР.
Понятно, что путь от вынужденной мимикрии до фирмы "Мелодия" проходил
в условиях постояной борьбы за право существовать и высказывать свои мысли по
разным остросоциальным проблемам. Такая борьба позволила музыкантам, по их
собственному признанию, сохранить популярность до наших дней, чего нельзя
сказать о многих более "устроенных" рок-музыкантах (основная
деятельность Вольмера — художник-мультипликатор; его работы не раз отмечались на
республиканском и международном уровне).
ПРОПЕЛЛЕРУ повезло меньше: в 1980 группа была категорически запрещена, ее записи
изъяты из фонотек Эстонского радио и возвращены туда лишь в 1988.
Таким образом, на общем благополучном фоне существования эстонской рок-музыки,
озабоченной, казалось бы, лишь проблемами собственной внутренней эволюции,
разворачивались и творческие драмы — всегда находятся люди, желающие сказать
чуть больше, чем разрешено и положено.
Эти группы тоже время от времени участвовали в "ДМТ", но, как видно по
результатам, без особых достижений...
Самым популярным музыкантом Эстонии последних лет бесспорно был Ало Маттиизен.
Это подтверждают и данные социологических исследований, проводимых Гостелерадио
ЭССР. По этим же данным можно привести и перечень наиболее популярных эстонских
рок-групп. В их числе: РОК-ОТЕЛЬ, УЛЬТИМА ТУЛЕ, СИНГЕР ВИНГЕР, КУЛЬДНЕ ТРИО,
СЕЙТСМЕС МЕЕЛ, Г.Г.Г., ВАНЕМЫДЕ, ИН СПЕ, Y.M.K.E..
Регулярно (с начала 80-х) выходят пластинки рок- и поп-групп, выпускается серия
"Eesti pop" ("Эстонский поп"), включащая подборки новых
песен известных коллективов или записи групп, не имеющих авторских пластинок. В
1988 вышла девятая пластинка серии.
Существует клуб музыкантов, издающий свою ежемесячную газету "Muusik".
Он же являлся основным организатором фестиваля "Rock Summer", в
котором помимо эстонских групп принимали участие представители Финляндии,
Швеции, Италии, Чехословакии, московские группы, музыканты из Великобритании и
США.
Телевидение проводит ежегодный всесоюзный фестиваль видеоклипов... Радио...
Юмористы из ЗОЛОТОГО ТРИО... Легендарный Пеетер Волконски и его прочтение
Маяковского... Тяжелый металл в интерпретации ХЕТЕРО... В общем, здесь
начинается глава для новой истории.
Предложенный обзор эстонского рока ни в коей мере не претендует на полноту.
Многое просто выпадает из памяти, а справочного материала наша рок-музыка
оставляла после себя до смешного мало. Субъективность оценок, далеко не
бесспорных, тоже является неким исходным принципом — оценки эти автор берется
отстаивать, что вовсе не означает возведение их в абсолют. Большая часть
материала дана с позиции очевидца, который еще являлся и профессиональным
социологом. Однако даже социолог (или тем более социолог) не всегда способен
отделить факт от его субъективной интерпретации.
А может, в этом и нет необходимости, ибо наши воспоминания — тоже составная
часть нашей истории.
Н. Мейнерт.
|
