В настоящее время перед академической наукой стоит серьезная задача: выявить конструктивные принципы, по которым строится рок-текст, определить, в каком отношении к отечественной литературной традиции находится поэзия русского рока, каково ее место в текущем литературном процессе. Одним из наиболее продуктивных подходов к анализу и интерпретации конкретных текстов, к пониманию общих художественных установок русской рок-поэзии в целом является интертекстуальный подход (1).

Трагическое ощущение катастрофичности окружающего мира, болезненное переживание тотальной девальвации высоких, идеальных ценностей в реальной практике сегодняшнего дня, сложное отношение к культурному наследию прошлого - типичные черты рок-мировосприятия, проявляющиеся не в последнюю очередь через обращение к "чужому" слову, через использование цитат, переосмысленных и зачастую иронически сниженных. Так, у Александра Башлачева традиционная поэтическая тема судьбы художника, мучительного поиска истины, вводимая в авторский текст через цитаты, через обращение к слову М. Лермонтова ("Смерть поэта"), А. Блока ("Незнакомка"), тут же демонстративно снижается, нарочито огрубляется, т.е. адаптируется применительно к современной ситуации, какой ее видит автор:

Я приглашаю вас к барьеру -
Моих испытанных врагов.
За убеждения и веру
Плеваться с десяти шагов.

Сегодня всем раздали крести,
И умному и дураку.
Погиб поэт - невольник чести.
Сварился в собственном соку.

И далее:

И каждый вечер в ресторанах
Мы все встречаемся и пьем.
И ищем истину в стаканах,
И этой истиной блюем... (2)

Существенно, что классические тексты - источники цитат - по-прежнему воспринимаются как авторитетные, и авторское слово строится с учетом "чужого" слова предшественников. Острота художественного переживания возникает именно за счет того, что редукции, опошлению подвергаются почти сакральные, культовые в национальном сознании тексты, в принципе не подлежащие пародийному снижению. В то же время реалии жизни, по мысли автора, таковы, что незыблемые ранее ценности оказались под сомнением, сместились этические и эстетические координаты, в сознании современного человека оказались сосуществующими ранее несовместимые идеи и представления, но исчезли твердые нравственные и художественные ориентиры. В культуру, в область духовной жизни решительно вторгается внелитературная и даже антиэстетическая среда, быт в самых низменных его проявлениях. Поэтому рок-поэты широко обращаются не только к цитатам литературнокультурного происхождения, но и к цитатам из "текстов жизни", сопрягая, таким образом, различные пласты бытия. Использование техники наложения, коллажа цитат в рок-поэзии, как и в творчестве постмодернистов (3), выражает принципиальную мировоззренческую установку: "...сведение языков (от высокого государственного до бытового и низкого) на одной площади, где они разрешают взаимные амбиции, высветляя и отграничивая абсурдность претензий каждого на исключительное, тотальное описание мира в своих терминах" (4). При этом "завершающая авторская интенция" (М. Бахтин) в роковом тексте, в отличие от постмодернистского, обычно содержит откровенно отрицательную оценку, поскольку ситуация осознается как ненормальная, болезненная. Подобным образом строится, например, башлачевское стихотворение "Не позволяй душе лениться":

Не позволяй душе лениться.
Лупи чертовку сгоряча.
Душа обязана трудиться
На производстве кирпича.

Ликует люд в трамвае тесном.
Танцует трудовой народ.
Мороз и солнце - день чудесный
Для фрезеровочных работ.

В огне тревог и в дни ненастья
Гори, гори, моя звезда!
Звезда пленительного счастья -
Звезда героя соцтруда.

<...>

Не мореплаватель, не плотник,
Не академик, не герой -
Иван Кузьмич - ответственный работник,
Он заслужил почетный геморрой.

Его пример - другим наука.
Век при дворе. И сам немного царь.
Так, черт возьми, всегда к твоим услугам
Аптека, улица, фонарь.

<...>

Как славно выйти в чисто поле
И крикнуть там: - ..... мать!
Мы кузнецы. Чего же боле?
Что можем мы еще сказать?.. (5)

Рассмотрим, как смонтирована, например, пятая строфа стихотворения ("Его пример - другим наука..."). Соположенные цитаты из "Евгения Онегина" (ироническая характеристика дяди Онегина), "Горя от ума" (похвальный отзыв Фамусова о дядюшке Максиме Петровиче: "Век при дворе, и при каком дворе!"), "Бориса Годунова" (мнение бояр о Годунове: "Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, // Зять палача и сам в душе палач") помогают вписать характерный для эпохи застоя типаж "ответственного работника" в определенную парадигму образов русской классической литературы, образов, в которых для Башлачева оказывается актуальным сочетание комического и зловещего. Четвертая отмечаемая в строфе цитата - из А. Блока - подключает к авторскому тексту идею неистребимости пошлости, дурной, мучительной повторяемости происходящего.

Последовательно проведенный принцип монтажа цитат, использовавшийся еще в античной центонной поэзии, создает внешнее впечатление литературной игры. Подобно Башлачеву реминисцентными образами оперирует Майк Науменко в "Уездном городе N", который мы приводим в нескольких фрагментах:

Этот город странен, этот город не прост,
Жизнь бьет ключом.
Здесь все непривычно, здесь все вверх ногами,
Этот город - сумасшедший дом.

Все лица знакомы, но каждый
Играет чужую роль.
Для того, чтобы хоть что-то в этом понять,
Нужно знать тайный пароль.

<...>

Смотрите, вот леди Макбет с кинжалом,
Шатаясь ввалилась в кабак,
Прирезав педиатора Фрейда
В очередной из пьяных драк.

<...>

Родион Романыч стоит на углу,
Напоминая собой Нотр-Дам.
Он точит топоры, он правит бритву,
Он охоч до престарелых дам.

Он с интересом наблюдает за дракой -
Это наш молодежный герой
Опять затеял битву с дураками (6),
Но бьется он сам с собой.

<...>

Лев Толстой вырыл яму, залез в нее
И наотрез отказался вылезать.
Он поносит всех оттуда такими словами,
Что неловко их повторять.

<...>

Это Маяковский в желтой кофте,
Доходящей ему до колен,
Везет пятнадцать мешков моркови (7)
На рынок города N... (8)

Толкование этого текста как своего рода травестийной рок-поэмы (литературное ёрничанье, выворачивание наизнанку традиционных образов) было бы слишком упрощенным и, что существенно, не соответствовало бы подчеркнутой концептуальности текста. Цитатен уже заголовок-рефрен стихотворения. "Уездный город N" - это взято, конечно, не из современной действительности, а из культурного контекста XIX в. Это сборная полигенетическая цитата из обширного "текста классической русской литературы", так часто обращавшейся к изображению анонимных провинциальных городов, которые, по замыслу авторов, должны были представлять Россию в целом, типичность российского быта, образа жизни - вспомним хотя бы уездный город в "Ревизоре" или губернский город, в который въезжает бричка Чичикова ("Мертвые души"). Как видим, Науменко здесь следует почтенной литературной традиции; логично предположить, что - в ее же русле - он стремится художественно воссоздать некую собственную модель российской жизни, утвердить свое представление о ней.

Автор, подготавливая читательское / слушательское восприятие, справедливо указывает на то, что "все лица знакомы, но каждый // Играет чужую роль". Леди Макбет, одержимая трагическими страстями у Шекспира, здесь превращается в заурядную хулиганку. Ромео, символ идеального возлюбленного на все времена, предстает пошлым развратником, мученик совести Раскольников - бессердечным убийцей. Маркизу де Саду, при всех его претензиях на утонченность и галантность, отведена роль обыкновенного сутенера, а Маяковский везет на рынок "пятнадцать мешков моркови", в то время как лирический герой поэмы "Хорошо!" в голодном Петрограде шел "к любимой в гости" с двумя морковинками и т.д. Вывод напрашивается: перед нами последовательно проведенный прием карнавального развенчания в том же смысле, что описан в классической работе М. Бахтина, но служащий другой цели. Российская действительность (на самом деле - освоенное русским культурным сознанием пространство) предстает извращенным и абсурдным миром, где беспощадно сорваны все маски, где Наполеон "с лотка продает ордена, // Медали и выцветший стяг", но и это унижение оказывается не последним: император развенчан окончательно, он "просто коньяк". Науменко обнажает амбивалентную сущность цитированных образов, потенциально содержащих и свою противоположность. Эту свою потенциальную оборотную сторону и реализует в тексте каждый персонаж. При этом важно, что развенчание, карнавальное снижение образа невозможно было бы без отсылки к тексту - источнику цитаты, тексту - предшественнику, на фоне значений которого только и существуют, формулируются значения авторского текста, рождается авторская концепция. Эти новые значения никогда не оказываются у Науменко необоснованными, произвольно приписанными: так, "Гоголь, одетый как Пушкин", - отсылка к анекдотам Д. Хармса; Лев Толстой, ругающийся из ямы и произносящий поношения - апелляция не только к "тексту Толстого" в русском культурном сознании, но и к "тексту Аввакума" - другого великого ересиарха, к известным деталям его биографии; образ "шефа полиции нравов" Оскара Уайльда заставляет обратиться к фоновым знаниям о литературной репутации и человеческой трагедии классика английского декаданса. Перед нами реминисцентно насыщенный, глубоко литературный в своей основе текст, художественная информативность которого для читателя / слушателя определяется степенью культурной подготовленности последнего.

Однако апелляция к прошлым ценностям в рок-тексте может выполнять и другую функцию - функцию попытки найти какую-то духовную опору, без которой невозможно ощущать свое существование полноценным. В рок-стихотворении М.Науменко "Свет" такой опорой выступает библейское, молитвенное ("Отче наш...") слово, оппозиционное всему строю современной жизни. Оно подключает к авторскому тексту тему высокого духовного устремления:

И когда мне так плохо,
Что вынести это никак нельзя,
И когда жизнь - это не жизнь, а просто
Осколок странного дня,
Когда в сером небе над полем
Кричит воронье,
Я шепчу: "Да святится имя твое,
Да святится имя твое!" (9)

По той же модели и со сходной целью использует цитату из знаменитого стихотворения М.Исаковского "Враги сожгли родную хату..." Башлачев в стихотворении "Сегодня ночью дьявольский мороз...", лирический герой которого, чтобы "переспать с солдаткою-вдовою", рассказывает ей жалобную, но лживую историю о своей судьбе. Однако признавшись в своем обмане, герой встречает неожиданную реакцию, и этот момент оказывается переломным в течении лирического сюжета:

А ты ответишь: - Это ничего...
И тихо покачаешь головою.
И вот тогда я кое-что пойму,
И кой о чем серьезно пожалею.
И я тебя покрепче обниму.
И буду греть тебя, пока не отогрею.
Да, я тебя покрепче обниму.
И стану сыном, мужем, сватом, братом.
Ведь человеку трудно одному,
Когда враги сожгли родную хату. (10)

Цитата оказывается "пуантой стихотворения" (Т. Сильман): обращение к традиционным гуманистическим ценностям, носившее в начале стихотворения спекулятивный характер, вдруг оказывается наполнено подлинным содержанием, а сами ценности (сострадание, помощь одинокому человеку) дополнительно утверждаются как непреходящий закон отношений между людьми.

Не претендуя на полноту и тем более окончательность наших выводов, все же подведем некоторые итоги. Нам кажется несомненным, что русская рок-поэзия - законная наследница традиций русского поэтического слова, что выражается, в частности, в обращениях рок-поэтов к "чужому" слову, в их диалоге с предшественниками, осуществляемом через цитату. Как представляется, в русской рок-поэзии цитатное слово выполняет существенную функцию: оно становится средством воссоздания "связи времен", поэтической реализации сложного отношения современного поэта к классической традиции.


ПРИМЕЧАНИЯ

(1) См., например: Логачева Т. Е. Русская рок-поэзия 1970-1990 гг. в социокультурном контексте: Дис. : канд. филол. наук. М.., 1997; Козицкая Е. А. Функции цитирования в русской рок-поэзии (к постановке проблемы) (в печати).

(2) Цит. по: Слово рока. [СПб., 1992.] С.61-62.

(3) Поэты с совершенно различными исходными установками и мировоззренческими позициями выражают тем не менее сходное ощущение своего времени. Видимо, не случайной деталью литературного быта является посвящение Тимуру Кибирову, яркому представителю постмодерна, башлачевского стихотворения "Петербургская свадьба"

(4) Немировская Ю. Ирония - изнанка печали // Литературная газета. 1990. № 52.

(5) Башлачев А. Н. Посошок. Л., 1990. С.41.

(6) Аллюзия на известный текст А. Макаревича "День гнева":

Сегодня - самый лучший день,
Сегодня - битва с дураками.

(7) Ср. у Маяковского:

Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.

(8) Слово рока. С.81-84.

(9) Там же. С.78.

(10) Там же. С.60-61.