ЛАСТОЧКА. В песенной поэзии БГ в образе ласточки
актуализированы следующие значения, восходящие к славянской
ритуальной и обрядовой поэзии:
1) воплощение солнечного восхода;
2) воплощение угрозы, опасности;
3) посредница между жизнью и смертью;
4) посланница бога и исполнительница его воли;
5) воплощение человеческой души;
6) элемент орнитологического кода "ласточка -
лебедь".
Первые четыре значения (воплощение солнечного восхода,
угрозы и опасности, посредница между жизнью и смертью,
посланница бога и исполнительница его воли) актуализированы
в песне "Ласточка" (с.210):
Прыг, ласточка, прыг, по белой стене.
Прыг, ласточка, прыг, прямо ко мне;
Солнце взошло - видно время пришло.
Прыг, ласточка, прыг - дело к войне.
Прыг, ласточка, прыг, прямо на двор.
Прыг, ласточка, прыг, в лапках топор.
<...>
Жизнь канет, как камень, в небе круги.
Прыг, ласточка, прыг - всюду враги.
<...>
Пой, ласточка, пой - а мы бьем в тамтам.
Ясны соколы здесь, ясны соколы там.
Сокол летит, а баба родит;
Значит, все, как всегда, и все по местам...
Здесь очевидна амбивалентность образа ласточки:
положительное начало (вестница солнечного восхода) сосуществует с
негативным (вестница войны). Негативное начало, заключенное в
образе ласточки, нейтрализуется в оппозиции "ласточка -
сокол", где сокол, как одна из ипостасей верховного бога,
выступает своеобразным гарантом безопасности, восстанавливает
нарушенную гармонию.
Первое (воплощение солнечного восхода),
четвертое (посланница бога и исполнительница его воли),
пятое (воплощение человеческой души) и шестое (элемент
орнитологического кода "ласточка - лебедь") значения
актуализированы в песне "Юрьев День" (с. 263):
С берегов Ботичелли белым снегом в огонь,
С лебединых кораблей ласточкой - в тень.
Скоро Юрьев день,
И мы отправимся вверх -
Вверх по теченью.
Здесь "лебединый корабль", как элемент орнитологического
кода, восходит к традиции славян хоронить умерших в особых ладьях, что
позволяет интерпретировать образ ласточки, как воплощение души,
покидающей погребальный корабль и улетающей в "загробный",
"заречный" мир (2). Возможно также, что "лебединый
корабль" - это характерное для славянской мифопоэтики
представление "белопарусных" кораблей лебедями, а лебедей
- облаками. Это позволяет интерпретировать образ ласточки как образ
вестницы солнечного восхода и начала дня (Юрьева Дня), покидающей
небесный океан - престол верховного бога и спускающейся в тень, на
землю.
ЛЕБЕДЬ. В песенной поэзии БГ в образе лебедя
актуализированы следующие традиционные значения, восходящие к
мифологическим представлениям об этой птице у разных народов:
1) "белопарусный" корабль как погребальная ладья (славянская
мифология);
2) "белопарусный" корабль как облако (славянская
мифология);
3) "белопарусный" корабль, на котором перемещаются боги и
герои (славянская мифология);
4) человек, погибший, как правило, во время битвы, превращается в
лебедя (греческие мифы о Кикне; славянская мифология;
литературная разработка образа "умирающего лебедя");
5) убитый горем и скорбящий человек превращается в лебедя
(греческие мифы о Кикне; славянская мифология);
6) воплощение лицемерия, негативного начала в целом (некоторые
мифологические сюжеты разных народов, где за белым оперением
лебедя скрывается его черное тело).
Первые два значения ("белопарусный" корабль как
погребальная ладья и как облако) актуализированы в песне "Юрьев
День" (с. 263):
С берегов Ботичелли белым снегом в огонь,
С лебединых кораблей ласточкой - в тень.
Скоро Юрьев день,
И мы отправимсявверх -
Вверх по теченью.
Третье значение ("белопарусный" корабль, на котором
перемещаются боги и герои) актуализировано в "Рождественской
песне"(с. 115):
А ночью время идет назад,
И день, наступающий завтра, две тысячи лет как прожит;
Но белый всадник смеется, его ничто не тревожит,
И белый корабль с лебедиными крыльями уже поднял паруса;
Часовые весны с каждым годом становятся строже,
Но, королева, - сигналом будет твой взгляд.
Здесь, возможно, образ лебедя (корабль с лебедиными
крыльями) восходит не к собственно мифологическому значению,
а к его литературной обработке в романе Дж. Р. Р. Толкина
"Властелин колец" (3).
Четвертое и пятое значения образа лебедя в поэзии
Б.Г. всегда связаны с идеей катарсиса.
Четвертое значение (погибший человек, преврашенный в
лебедя) актуализировано в песне "О лебеде исчезнувшем"
(с. 375):
О лебеде исчезнувшем,
О лебеде, ушедшем во тьму, я молюсь,
И еще, святые, заступитесь за нас.
и в песне "Уйдешь своим путем" (С. 334):
И есть разные лица в виде дверей,
И есть твое, что в виде стены.
И есть руки мои, что ждут лебедей,
Не вернувшихся с места войны.
Пятое значение (превращение убитого горем и скорбящего
человека в лебедя) актуализировано в песне "Лебединая
сталь" (с. 169):
Возьми в ладонь пепел, возьми в ладонь лед,
Это может быть случай, это может быть дом.
Но вот твоя боль - так пускай она станет крылом,
Лебединая сталь в облаках еще ждет.
и в песне "Кострома mon amour" (с. 270):
Как по райскому саду ходят злые стада,
Все измена-засада, да святая вода...
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь,
А на горке - Владимир,
А под горкой Покров...
В песне "Кострома mon amour" образ лебедя осложнен
эпитетом "светлый". Это говорит о том, что печаль и
боль лирического героя светлые; идея очищения очевидна.
Шестое значение (воплощение лицемерия, негативного начала в
целом) актуализировано в песне "Царь Сна" (с.
245):
В лебединый день
Лепо ли хотеть голубя?
Такое значение образа лебедя реализуется здесь в оппозиции
лебедь - голубь, где голубь является воплощением абсолютно
положительного начала.
ОРЕЛ. В песенной поэзии БГ в образе орла актуализированы
следующие значения, восходящие к мифологическим традициям
разных народов:
1) одно из четырех фантастических животных (наряду с ангелом,
львом и тельцом), в облике которого Иезекилю является Бог (см.:
Библия. Книга пророка Иезекиля); воплощает собой небесное парение и
божественную любовь;
2) фантастический орел Гаруда, на котором путешествует
бог-хранитель Вишну (индуистская мифология);
3) атрибут зрения и правосудия в светской эмблематике.
Первое значение (одно из четырех фантастических животных, в облике
которых Иезекилю является Бог) актуализируется в песне
"Орел, Телец и Лев" (с.371), представляющей собой
реминисценцию из видения Иезекиля:
Стук в дверь мою. "Кто?" - спрашиваю. "Тени, -
Они ответствуют. - Орел, телец и лев."
Второе значение (орел Гаруда) актуализировано в песне
"Инцидент в Настасьино" (С. 302):
Налетели ветры злые,
В небесах открылась дверь.
И на трех орлах спустился
Незнакомый кавалер.
Он весь блещет, как Жар-Птица,
Из ноздрей клубится пар -
То ли Атман, то ли Брахман,
То ли полный Аватар.
Третье значение (атрибут зрения) актуализировано в песне
"Я не хотел бы быть тобой в тот день" (с. 250):
Твои орлы всегда зорки, пока едят с твоей руки...
СИРИН. Образ вещей райской птицы - девы Сирин, вероятно,
восходит к образам греческих сирен. Как самостоятельный персонаж
Сирин выступает в средневековых русских, византийских и
западноевропейских легендах, как правило сохраняя постоянное значение.
В образе птицы Сирин в песенной поэзии БГ актуализированы два
отличных друг от друга значения:
1) птица радости, счастья, удачи и славы; она спускается из рая на
землю, чтобы очаровывать своим пением людей, и является воплощением
божественного слова. Слышать прекрасное пение этой птицы может
только счастливый человек (средневековые русские и
византийские легенды);
2) воплощение несчастной души (средневековые
западноевропейские легенды).
Первое значение (птица радости) актуализировано в песне
"Камни в холодной воде" (с. 365):
Она сказала: "Я люблю твое золото,
Твои глаза и размах твоих крыльев.
Если что-то случится с тобой,
Кто скажет, каким ты был?"
А снег идет молча,
Снег лежит на темной земле.
Птица Сирин над моей головой,
Что ты мне скажешь?
Сегодня в городе праздник,
Сегодня в городе свет и солнце...
Второе значение (воплощение несчастной души)
актуализировано в песне "Кони беспредела" (с.
215):
Сидит птица бледная с глазами окаянными;
Что же, спой мне, птица - может, я попляшу...
Спой мне, птица, сладко ли душе без тела?
Легко ли быть птицей - да так, чтоб не петь?
<...>
А вот и все мои товарищи - водка без хлеба,
Один брат - Сирин, а другой брат - Спас...
Здесь образ птицы Сирин является элементом особого
мифологического кода наряду с образом Спаса (старославянское
имя Иисуса Христа). Такой мифологический код представляет собой
синтез традиций христианства и язычества, характерный для
"русского периода" творчества Б. Гребенщикова.
ЯСТРЕБ. В песенной поэзии БГ в образе ястреба
актуализированы следующие значения:
1) воплощение верховного бога и абсолютно положительного
начала (древнеиндийская мифология, славянская мифология);
2) воплощение небесного огня: грома и молнии, света и солнца
(древнеиндийская, славянская и египетская мифологии).
Первое значение (абсолютно положительное начало)
актуализировано в песне "Звездочка" (с. 273):
Вот упала с неба звездочка, разбилась на-поровну,
Половинкой быть холодно, да вместе не след;
Поначалу был ястребом, а потом стал вороном;
Сел на крыльцо светлое, да в доме никого нет.
Здесь значение образа ястреба раскрывается в оппозиции
ястреб - ворон, где ворон является вестником смерти и несчастий.
Так же как образ ворона, образ ястреба сохраняет черты
оборотничества.
Второе значение (воплощение небесного огня)
актуализировано в песне "Из сияющей пустоты" (с.
269):
Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом -
А так неизвестный нам, но похожий
На ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.
и в песне "Кад Годдо" (с. 241):
Только во тьме - свет;
Только в молчании - слово.
Смотри, как сверкают крылья
Ястреба в ясном небе.
Образ ястреба в песне "Кад Годдо" восходит к собственно
мифологическим представлениям опосредованно, через раннюю
литературную обработку, присутствующую в романе американской
писательницы Урсулы Ле Гуин "Колдун Архипелага":
"В старинной песне "Создание Эа" говорится:
"Только в молчании слово, только во тьме - свет, только в
смерти - жизнь; мы видим полет ястреба в чистом небе" (4).
Незначительные несоответствия между песней БГ и текстом романа
Ле Гуин объясняются тем, что заимствование было сделано
Гребенщиковым, когда произведения Ле Гуин еще не были переведены
на русский язык. Последовательность противопоставлений (только во
тьме - свет и т.д.), присутствующая в обоих отрывках, восходит к общему
первоисточнику - высказываниям древнекитайского философа
Лао-Цзы.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) БГ. Песни. Тверь, 1996 (далее ссылки на это издание даны в тексте с
указанием страницы).
(2) Подобную интерпретацию образа ласточки см.: Тамарченко А.
"Так не зря мы вместе бедовали..."// Ахматовские чтения.
М., 1992. Вып.1: Царственное слово. С.82-83.
(3) Толкин Дж. Р. Р. Властелин колец. СПб., 1992. Ч.1. Братство кольца.
С. 438.
4 Ле Гуин У. Колдун Архипелага // Англо-американская фантастика. М.,
1991. Т.1. С.263.
|