"Зеленый змий - что еростат,-сказал однажды Артем Троицкий, - голову отрубишь, две вырастет..." Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зеленому змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы, как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешевой водки - андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.

- Почему не на работе? - грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и, хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое - они довольно халатно относились к своих обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждет еще непаханное поле восьмидесятых - время тихого террора Андропова - Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону...

Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции - реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и все кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: "Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку..." Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.

И мы жили в своем, отдельном мире, в другом измерении. Это не был мир иллюзий - иллюзией, скорее, было все окружающее, весь народ, который дважды в году раскрашивал себя в красный цвет и пер на демонстрации, а остальные 363 дня старался выглядеть как можно более неброско и неприметно. Мы же находились хоть и в маленьком, но реальном мире, читали литературу, написанную на нормальном языке, а не на советском "нью-спике" - книги Набокова, Аксенова, Орвелла; слушали хорошую музыку; жили по простым человеческим законам, а не по законам социалистического общежития. Рок-н-ролл оставался для нас единственной областью приложения своих сил и способностей, и мы играли в игры: одни - в рок-звезд, другие - в рок-фанов. Было совершенно очевидно, что как музыканты, большинство "рок-звезд" абсолютно несостоятельны, но играть было интересно, и некоторые продолжают заниматься этим и по сей день.

Мы продолжали бурную концертную деятельность в Москве и не только, чаще и чаще случались концертики в родном городе. Как-то раз мы играли для иностранных друзей, не владеющих русским языком, и, как ни странно, им тоже понравилась наша программа. Этот концертик для девушек из Гамбурга, а также для всех наших друзей проходил дома у Ливерпульца, с которым как-то нас познакомил Борис. Ливерпульца прозвали так за то, что в бытность свою студентом университета он был отправлен со всей своей группой на стажировку в Англию, и один семестр обучался английскому языку на родине "Битлз". Вернулся он оттуда совершенно другим человеком и начал вести такой образ жизни, про который можно смело сказать словами одного из героев известного фильма "Асса": "Я был нетрезв, и мое поведение недостойно советского офицера...". Дома у Алексиса-Ливерпульца было довольно миленько - он тащил к себе все, что только возможно и что плохо лежало, - тут стояли и висели чучела диких зверей и птиц, повсюду сверкали таблички - "Не стой под стрелой", "Пьянству - бой", к которой была сделана приписка "Пьянству - гёрл", "Не работай" и так далее. Из Англии наш приятель привез массу пластинок и книг, и у него можно было провести время приятно и не без пользы.

Новый, 1983 год, мы встречали у подружки Гены Зайцева, Гали. Пригласил нас Гена, который тоже уже был поклонником группы КИНО да и просто нашим другом. У Гали намечался этакий большой светский раут, и каждый приглашенный должен был принести с собой или бутылку шампанского, или водки, или коньяку. Но Гена, приглашая гостей, иногда упускал слово "или", и поэтому ряд приглашенных принесли по полному комплекту, так что празднество затянулось аж на три дня. У Гали была потрясающая коллекция пластинок - оказывается, все ее друзья детства давно жили за океаном, и без конца слали ей огромные посылки, и мы три дня наслаждались редкими для Ленинграда записями группы "Фри", ранними песнями Боуви, а также шампанским, коньяком и всем остальным.

Но праздник - праздником, и как это всегда бывает, он закончился, и жизнь вернулась на круги своя.

В феврале планировалось провести очередной концерт в рок-клубе, на этот раз должны были играть только две группы - в первом отделении КИНО, во втором - АКВАРИУМ, как бы группы-побратимы.

Неотвратимо уже встала перед нами необходимость расширения состава группы - музыка, которую теперь писал Витька, могла звучать только в электричестве, с полным составом. Во всяком случае, на рок-клубовский концерт музыканты нам были нужны в обязательном порядке - прибегать опять к помощи АКВАРИУМА мы не хотели - в глазах публики мы бы утратили свое лицо, тем более, что АКВАРИУМ работал в том же концерте.

Перед тем, как уйти в армию, Олег - наш Гиперболоид - работал в одной командочке параллельно с нами, играл с ней на разных свадьбах, вечеринках - подхалтуривал, одним словом. Командочка, впрочем, была некоммерческой направленности - вокалист обожал Джона Леннона, гитарист торчал от "Криденс" - со вкусом у ребят было все в порадке. Я тогда познакомился с этой группой и теперь решил попытать счастья и созвонился с басистом - Максом. Выслушав мои предложения и условия, Макс согласился поиграть с КИНО в качестве сессионного музыканта. Я начал ездить к нему, он тоже жил в Купчино, недалеко от меня, и репетировать с ним Витькин материал.

Сам Витька теперь сидел дома с Марьяшей - они снимали квартиру где-то на Гражданке - и особенно не утруждал себя поездками к новому басисту и репетициями с ним. Он сказал, чтобы я подготовил его, а потом, чтобы мы вместе приехали, и Витька "примет работу". И я готовил Макса к этому экзамену и успел подружиться с ним. Мы встречались с его приятелем - гитаристом Юркой Каспаряном, играли рок-н-роллы и Витькины песни, беседовали о роке, пили чай, слушали музыку - рок-н-роллы "Криденс" и "Битлз", которые обожал Юрка.

Однажды я ехал к Витьке на Гражданку, вышел из метро "Площадь Ленина" и ждал троллейбуса, на котором нужно было проехать еще с полчаса, чтобы добраться до Витькиного нового дома.

- Привет, - услышал я знакомый голос, повернул голову и увидел Макса с бас-гитарой в чехле, а рядом с ним - Юрку. Юрка тоже был с гитарой в руках - они, как выяснилось, ехали домой с какой-то очередной то ли халтуры, то ли репетиции, то ли еще чего-то.

- Вы сейчас свободны? - спросил я Макса и Юрку.

- Свободны.

- Поехали к Витьке. Я сейчас как раз к нему на репетицию. Макс, ты уже можешь показать, что ты там напридумывал, может быть. Юра, и ты что-нибудь поиграешь - хотите? Можно попробовать.

- С удовольствием, - ответили продрогшие уже музыканты.

Когда мы приехали к Витьке и я представил ему кандидатов в концертный состав КИНО, Витька увел меня на кухню и неожиданно устроил мне небольшой нагоняй - впервые за все время нашей дружбы и совместной работы. Он был страшно недоволен тем, что я привел к нему в дом незнакомого ему человека - Каспаряна.

- Что ты водишь сюда, кого тебе в голову взбредет? - говорил он, хотя я впервые привел к нему незнакомого ему человека, да и то по делу.

- Послушай его, - говорил я, - он неплохой, вроде, гитарист, может быть, пригодится на концерте...

- Ничего я не хочу слушать. С Максом сейчас будем репетировать. И без меня не решай вопрос - кто у нас будет играть!

- Я ничего и не решаю. Я тебе привел человека, чтобы ты сам посмотрел и решил. И вообще, я со своими обязанностями справляюсь, по-моему, и еще ни разу ничего не обломил - что ты ругаешься-то?

Мой друг быстро остыл - роль суперзвезды ему удавалась только в присутствии Марьяши, которая поддерживала и культивировала движение в этом направлении, сейчас же он пришел в себя и успокоился.

Мы поиграли втроем - Юрка наблюдал и не принимал участия в репетиции, под конец Витька все-таки решил попробовать его и предложил поиграть соло в нескольких песнях. Юрка начал играть в своей рок-н-ролльной манере, и вызвал сразу же бурю протеста - этот стиль нас не устраивал. Тогда юный поклонник "Криденс" взял себя в руки и стал обходиться с гитарой более сдержанно.

- Ну, вот так еще ничего. В принципе, на концерте можно попробовать поиграть вчетвером, - сказал Витька.

Юрка и Макс уехали, а я задержался - нужно было решить еще ряд вопросов относительно концерта. Тут Витька снова вызвал меня на кухню и вдруг извинился передо мной за резкость - чем безмерно удивил меня - я воспринял его недовольство появлением Юрки как должное. Витьке же явно было не по себе - таких разборок у нас раньше никогда не возникало, и он сказал, что надеется на то, что не возникнет и впредь.

- Поработай с Юркой, - сказал он примирительно, - порепетируйте с ним - вы же рядом живете. Я думаю, что все будет нормально.

Я тоже думал, что все будет нормально, и начал ездить к Каспаряну и играть с ним. Он был очень милым парнем - у таких людей, по-моему, не бывает врагов. Мы чудесно проводили время, играли, беседовали и отрабатывали нюансы программы.