Осенью семьдесят второго года САНКТ-ПЕТЕРБУРГ много выступал, поставив целью улучшить звучание до полупрофессионального. Когда-то мы с Летающим Суставом купили у промышленных несунов восемь качественных динамиков 4-А-32 по тридцать пять рублей за штуку и тем создали некое промышленное накопление. Но лучше бы и не начинать. Тут только начни. Можно всю жизнь улучшать и улучшать, и все одно, не улучшить до абсолютной лучшести, так и не поняв в ошибочном начале, что музыка, если есть, она в тебе. И хороша она или нет, зависит от того, хорош или плох ты. И что ты сам абсолют, и шкала отсчета в тебе, а посредники диффузоров, ламп и прочих ухищрений – это Сцилла и Харибда, и между ними доулучшала звучание до бездарности не одна сотня талантов.

Сейчас, в середине 80-х, гитара электрическая, соответствующая уровню, на которой не стыдно и не "в лом" концертировать отечественному еврокласса рок-артисту (а такие есть), стоит у перекупщиков где-то по три тысячи рубликов. К такой гитаре положено иметь "флэйнджер", "бустер", "квакер" и еще сколько-то "примочек", придающих звуку характер. Итого: плюс еще несколько сотен. Если рок-артисту вздумается петь, и в песне он также желает соответствовать евроклассу, то он должен истратить сотен пять или семь на евромикрофон типа "Маршалл". Но еврогитара и евромикрофон через что-то усиливаются, и это что-то – "Динаккорд" или "Пи вэй", и это что-то стоит еще тысячи и тысячи. Да клавиши, да компьютер-драм, да то, да се. Отечественная группа еврокласса стоит как небольшой эсминец. Звук у нее как у небольшого истребителя. Собирает она на свои идиотические маевки по несколько тысяч юных лоботрясов (умножим хотя бы на три, и получим "кассу" концерта), но ставка рок-артиста еврокласса за концерт рублей пятнадцать, а бывает и меньше. При выступлении на стадионе она удваивается, но все одно, надо концертировать две жизни, чтобы накопить эти тысячи. Есть, однако, нынче выход. Если ты действительно рок-артист еврокласса, или в тебе такого увидели, то тебя пригласят, тебя обласкают, тебя арендуют. Есть теперь "рок-папы". "Папа" – это тот, кто выкатывает рок-группе аппарат, и часто "рок-папы" фигурируют на афише художественными руководителями. За те пятьдесят или сто тысяч это не так уж и много. В Ленинграде "рок-пап" практически нет, поскольку Ленинград – город не очень богатых людей, и здесь такую сумму не так просто украсть. Есть, правда, один – дает интервью как руководитель популярного в пригородах рок-ансамбля. Сей художественник сколотил капиталец, спекулируя инструментами и аппаратурой, а иногда и просто обманывая доверчивых артистов. Бас-гитарист ЧЕРВОНЫХ ГИТАР рассказывал мне, что наш художественник "кинул" барабанщика из рок-группы Чеслава Немена на полторы тысячи рублей, и что он, поляк, хочет продать художественнику за это самопальный "Стратакастер"-бас с нестроящим грифом. В семидесятые к нам часто ездили гастролировать сильные польские группы, и сей художественник хорошо на них "приподнялся".

Дипломатически-дирижерские семьи также поставляют на рок-н-ролльный небосвод "рок-пап", но это уже московские дела.

То есть столь пространной жалобой я хочу сказать, что в начале семидесятых еще не было ни "пап", ни "дядьев", была какое-то время у ПЕТЕРБУРГА "рок-мама" – взрослая небогатая женщина. Одним словом, соединив имевшееся у ПЕТЕРБУРГА до инфекционного гепатита с тем, что прибыло после, мы получили полный комплект некачественной, хотя и громкой по тем временам, аппаратуры. В лице Вити Ковалева ПЕТЕРБУРГ получил сильное подкрепление. Это теперь проф-рок-артистов обхаживают инженеры звука, инженеры света, разные мастерские и спекулянты. Тогда приходилось все делать самим, и представьте себе, что мог напаять гуманитарный состав ПЕТЕРБУРГА времен Лемеховых. Никита Лызлов заканчивал химический факультет Университета и тоже был поближе к технике.

За гуманитарную часть нашей деятельности отвечали мы с Колей и к осени семьдесят второго, внутренне соревнуясь, сочинили несколько новых "боевиков", которые отрепетировали и представили рок-н-ролльщикам и кайфовальщикам.

Однажды полузнакомец подбросил листки со стихами, попросив прославить, и листки эти вдруг попались на глаза. Часть стихов, как выяснилось позднее, оказалась украденной у Аполлинера, а на один неожиданно сочинилось. Текст, правда, пришлось править и переписывать, остались от него рожки да ножки, но на одной строке я, тем не менее, прокололся. Назвал композицию "Лень" и начинал ее четырехтактовым заковыристым "рифом", повторявшимся два раза с напором, а после возникал минор, точнее до-минор, и начинались минорные слова:

Издалека приходит день,
приходит день, сменяя утро...

Объявив время и место действия, во второй, уже нахрапистой, части композиции я утверждал, что:

И так всю жизнь, так каждый день
все изменить мешает лень!

Третья часть композиции в мягко рокочущем квадрате до-мажора объявляла:

Я этим городом дышу -

и далее строчка, всегда вызывавшая овации кайфовальщиков и довольные усмешки рок-н-ролльщиков и мое недоумение по поводу ее странного успеха:

... Курю с травою папиросы.

Строчка эта – одна из немногих, уцелевших из первоисточника полузнакомца. Я же тогда не курил вовсе, редко когда мог позволить себе пригубить с Лемеховыми, сохраняя надежду на олимпийскую славу. Я знал, конечно, что анаша называется "травой", и знал, что кое-кто из рок-н-роллыциков ее курит, а кайфовалыцики, кажется, курят вовсю. Но это было абстрактное знание – Лемеховы в смысле кайфа оставались славянофилами, и "трава" в тексте полузнакомца связывалась у меня просто с плохими папиросами – табаком наполовину с травой.

Но получалось – я символ эскапизма, этакий прокламатор психоделии, "пыха", "улета". По поводу "кайфов" тогда позиции у меня не имелось вовсе, но иногда, особенно после того, как Лемеховы срывали концерт или репетицию своей приязнью к португальским винам, иногда я устраивал Лемеховым скандал и выгонял их вместе с собутыльниками. Но – "трава"? Сообразив, я заменил "с травою" на "с тобою". Это вызвало интересную реакцию: начинался рокочущий до-мажор, пелся текст, но все равно зал взрывался криками, как бы понимая – да, зажимают рот артистам, не дают свободы в искусстве.

Меня никто не зажимал, но за ошибки или глупость в искусстве приходится платить.

Николай предложил для концертирования несколько отличных сочинений: "Позволь", "Хвала воде" и "Санкт-Петербург № 2".

Негуманитарный Никита разродился текстом, а Николай приложил музыку, и получился еще один номер – "Спеши к восходу".

После долгой ночи, после долгих лет
Будет утра сладость, будет солнца свет!

Так пелось в припеве, и всем нравилось. С восходами и заходами у САНКТ-ПЕТЕРБУРГА было все в порядке. Теперь я знаю, что восход может принести и похмелье, а заход, наоборот, короткое счастье. Но ведь в двадцать с небольшим думалось по-другому, напрямую: солнце, свет, белое-добро; ночь, темень, черное – зло. Жаль, что возраст превращает наивную веру в ее негатив.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ очень любили; все, что ни сочиняли и ни пели мы, нравилось до коликов восторга, а эти колики восторга необходимы забравшемуся на сцену, раскрепощая его и выявляя совершенно неожиданные дарования.

Но это все гуманитарные абзацы.

Итак – аппаратура.

Грубая статистика гласила: где-то каждое третье выступление срывалось, "не канало" из-за аппарата. Иногда срывалось смешно. Никита Лызлов устроил ПЕТЕРБУРГУ еще при Лемеховых коммерческое мероприятие в Павловске. Часть билетов скупили павловские аборигены, часть разошлась среди городских кайфовальщиков. Отстраиваем аппаратуру – блеск! Своя плюс клубная – блеск да и только! В зале уже воркует публика, пора выходить, но вот выясняется, что напряжение в Тярлево к вечеру село, звук из динамиков прет с искажением, и музыкальная коммерция может кончиться избиением артистов. Нужен выпрямитель, он каким-то образом что-то там выпрямит, но выпрямителя у САНКТ-ПЕТЕРБУРГА нет. Гонец летит за выпрямителем, а я поручаю бойкому знакомцу, просочившемуся за кулисы на правах сомнительного друга, выйти на сцену и поговорить. О чем угодно. Вроде лекции о рок-музыке. Минут на двадцать. Бойкий знакомец выходит под аванс оваций и начинает гнать лапшу о ПЕТЕРБУРГЕ, о том, какая это выдающаяся, великая... стараясь занять время, по ступеням восходящих эпитетов добирается и до... гениальная группа сейчас выступит в павловском деревянном клубе. Зал уже плачет, представляя себе Павловск музыкальным эпицентром мира, а нам пора уже выходить на сцену, поскольку гонец с выпрямителем не прискакал покуда, а задерживать начало – значит, больно слететь по лестнице эпитетов...

Жизнь все-таки дороже славы. Занавес с хрустом распахивается, мы искаженно чешем начало апробированного боевика "Ты, как видно", зал, не разобравшись, вопит, но скоро смолкает и так же молчит после, грустно понимая, кажется, что не готов еще воспринимать гениального.