Теперь я даже ставил под удар родителей: они занимали довольно серьезные
должности на производстве, а на одном из совещаний по идеологии упомянули
"так называемую рок-музыку", упомянули и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, приписав ему
чуть ли не монархистские настроения.
Я этого не понимал. Мы ведь просто сочиняли музыку и слова к ней. И просто
выступали не бог весть на каких подмостках. Может быть, это были хреновая музыка
и хреновые слова, но мне казалось, что, наоборот, ПЕТЕРБУРГ, запевший народном
языке, достоин пусть не поддержки, но хотя бы невмешательства. Я очень надеялся
на Клуб, на Арсентьева и на его значок с золотой веточкой.
По сложной системе конспиративных звонков узнаю – ночью на улице Восстания, в
здании бывшей гимназии произойдет встреча лучших клубных музыкантов с польской
рок-группой СКАЛЬДЫ, приехавшей в СССР на гастроли. Иметь при себе три рубля на
организационные расходы. Играют с нашей стороны ФЛАМИНГО и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Под
утро "джем", то есть совместное и импровизационное выступление
музыкантов из разных составов. Лишнего не болтать. Аппарат выкатывает
ФЛАМИНГО.
Не болтая лишнего, собираемся и едем в метро, встречаем по дороге Никиту
Лызлова, бывшего участника одной из университетских групп. Никита учился на
химическом и там устраивал ПЕТЕРБУРГУ концерт.
Не болтая лишнего, зовем Никиту с собой.
– Ночью! Концерт со СКАЛЬДАМИ? Бред!
У Никиты крупное вытянутое лицо, широкий лоб марксиста, грамотная усмешка и
прочный запас юмора.
– Ночью концерт со СКАЛЬДАМИ. Правда.
– Но ведь разыгрываете!
Заключаем пари и едем, на улице Восстания находим гимназию – тяжелое, мертвое,
без света в окнах здание. В дверях быстрая тень – открывают. Поднимаемся по
гулкой пустой лестнице и оказываемся вдруг в большом ярком зале с узенькими
занавешенными окнами. Народу мало – все знакомые. Но незнакомое чувство простора
и свободы в ограниченном просторе гимназии, в которую они вошли по-человечески
через дверь, а не через пресловутую женскую туалетную комнату, это незнакомое
состояние делает их робкими, тихими, даже серьезными.
Знакомят со СКАЛЬДАМИ. Братаны Зелинские, Анджей и Яцек, с сотоварищами – очень
взрослые и, соответственно, пьяные славяне. Арсентьев тут же, и Васин, и всякая
музобщественность, обычный мусор, которого – чем с большим напором катила река
рок-н-ролла – всегда хватало.
Играет ФЛАМИНГО, играет САНКТ-ПЕТРБУРГ. С помощью проигранного Никитой пари
разошлись-таки в непривычной обстановке и комфорте, и я свое откувыркался по
сцене и падал несколько раз на колени, понимая, что пора менять
"имидж" ПЕТЕРБУРГА, "имидж" ярых парубков на
"имидж" людей, не стремящихся к успеху, а достигших его.
Братья Зелинские, надломленные гастрольным бражничеством и буйством ночного
сейшена, на вопрос Росконцерта – с каким из советских вокально-инструментальных
ансамблей СКАЛЬДЫ согласились бы концертировать? – ответили:
– Если пан может, то пусть пан даст нам САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. – Ответили и, говорят,
заплакали.
Пан из Росконцерта не знал про САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, а если и знал, то знал так, как
знала Екатерина II про Пугачева – страшно, но очень далеко, а между мной и им –
не один полк рекрутов и не один Михельсон – преданный генерал...
* * *
После комфортного сейшена на улице Восстания конспиративный авторитет Арсентьева
и, конечно же, Васина стал непререкаемым. Мне же казалось – я более не
распоряжаюсь полностью своим детищем, своим САНКТ-ПЕТЕРБУРГОМ, а становлюсь
исполнительным унтером в железном легионе Арсентьева.
Его адепты, закатив глаза, повторяли:
– Идея.
– Наша идея.
– Идея нашего Клуба.
– Мы не позволим, чтобы кто-то предал нашу идею!
– Наша идея священна!
"Однако черт с ними, – думалось мне. – Должны же быть и толкователи,
священные авгуры, стоики и стойкие талмудисты. Если есть священная идея, то
пусть их – значит, она есть. Главное, Клуб – это глоток свободы, это минимальный
комфорт, это будущие концерты без глупой тасовки с администрацией, которой вечно
объясняй, что ты не чайник и не монархист, и не бил ты окон, и не сносил дверей,
хотя и рад, что кто-то бил и сносил, поскольку, если ты, администратор, видишь в
нас монархистов, то мы видим в тебе козла вонючего, а точнее – монархиста в
квадрате, ведь это нужно быть стопятидесятипроцентным монархистом, чтобы
услышать в наших лирических, пардон, песнях прокламацию
абсолютизма!"
В чем никогда не было дефицита, так это в дураках.
И в новом Клубе дураков хватало.
Мы же стояли в их первых рядах.
|