Теперь я даже ставил под удар родителей: они занимали довольно серьезные должности на производстве, а на одном из совещаний по идеологии упомянули "так называемую рок-музыку", упомянули и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, приписав ему чуть ли не монархистские настроения.

Я этого не понимал. Мы ведь просто сочиняли музыку и слова к ней. И просто выступали не бог весть на каких подмостках. Может быть, это были хреновая музыка и хреновые слова, но мне казалось, что, наоборот, ПЕТЕРБУРГ, запевший народном языке, достоин пусть не поддержки, но хотя бы невмешательства. Я очень надеялся на Клуб, на Арсентьева и на его значок с золотой веточкой.

По сложной системе конспиративных звонков узнаю – ночью на улице Восстания, в здании бывшей гимназии произойдет встреча лучших клубных музыкантов с польской рок-группой СКАЛЬДЫ, приехавшей в СССР на гастроли. Иметь при себе три рубля на организационные расходы. Играют с нашей стороны ФЛАМИНГО и САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Под утро "джем", то есть совместное и импровизационное выступление музыкантов из разных составов. Лишнего не болтать. Аппарат выкатывает ФЛАМИНГО.

Не болтая лишнего, собираемся и едем в метро, встречаем по дороге Никиту Лызлова, бывшего участника одной из университетских групп. Никита учился на химическом и там устраивал ПЕТЕРБУРГУ концерт.

Не болтая лишнего, зовем Никиту с собой.

– Ночью! Концерт со СКАЛЬДАМИ? Бред!

У Никиты крупное вытянутое лицо, широкий лоб марксиста, грамотная усмешка и прочный запас юмора.

– Ночью концерт со СКАЛЬДАМИ. Правда.

– Но ведь разыгрываете!

Заключаем пари и едем, на улице Восстания находим гимназию – тяжелое, мертвое, без света в окнах здание. В дверях быстрая тень – открывают. Поднимаемся по гулкой пустой лестнице и оказываемся вдруг в большом ярком зале с узенькими занавешенными окнами. Народу мало – все знакомые. Но незнакомое чувство простора и свободы в ограниченном просторе гимназии, в которую они вошли по-человечески через дверь, а не через пресловутую женскую туалетную комнату, это незнакомое состояние делает их робкими, тихими, даже серьезными.

Знакомят со СКАЛЬДАМИ. Братаны Зелинские, Анджей и Яцек, с сотоварищами – очень взрослые и, соответственно, пьяные славяне. Арсентьев тут же, и Васин, и всякая музобщественность, обычный мусор, которого – чем с большим напором катила река рок-н-ролла – всегда хватало.

Играет ФЛАМИНГО, играет САНКТ-ПЕТРБУРГ. С помощью проигранного Никитой пари разошлись-таки в непривычной обстановке и комфорте, и я свое откувыркался по сцене и падал несколько раз на колени, понимая, что пора менять "имидж" ПЕТЕРБУРГА, "имидж" ярых парубков на "имидж" людей, не стремящихся к успеху, а достигших его.

Братья Зелинские, надломленные гастрольным бражничеством и буйством ночного сейшена, на вопрос Росконцерта – с каким из советских вокально-инструментальных ансамблей СКАЛЬДЫ согласились бы концертировать? – ответили:

– Если пан может, то пусть пан даст нам САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. – Ответили и, говорят, заплакали.

Пан из Росконцерта не знал про САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, а если и знал, то знал так, как знала Екатерина II про Пугачева – страшно, но очень далеко, а между мной и им – не один полк рекрутов и не один Михельсон – преданный генерал...

* * *

После комфортного сейшена на улице Восстания конспиративный авторитет Арсентьева и, конечно же, Васина стал непререкаемым. Мне же казалось – я более не распоряжаюсь полностью своим детищем, своим САНКТ-ПЕТЕРБУРГОМ, а становлюсь исполнительным унтером в железном легионе Арсентьева.

Его адепты, закатив глаза, повторяли:

– Идея.

– Наша идея.

– Идея нашего Клуба.

– Мы не позволим, чтобы кто-то предал нашу идею!

– Наша идея священна!

"Однако черт с ними, – думалось мне. – Должны же быть и толкователи, священные авгуры, стоики и стойкие талмудисты. Если есть священная идея, то пусть их – значит, она есть. Главное, Клуб – это глоток свободы, это минимальный комфорт, это будущие концерты без глупой тасовки с администрацией, которой вечно объясняй, что ты не чайник и не монархист, и не бил ты окон, и не сносил дверей, хотя и рад, что кто-то бил и сносил, поскольку, если ты, администратор, видишь в нас монархистов, то мы видим в тебе козла вонючего, а точнее – монархиста в квадрате, ведь это нужно быть стопятидесятипроцентным монархистом, чтобы услышать в наших лирических, пардон, песнях прокламацию абсолютизма!"

В чем никогда не было дефицита, так это в дураках.

И в новом Клубе дураков хватало.

Мы же стояли в их первых рядах.