Осенью семьдесят второго года САНКТ-ПЕТЕРБУРГ много выступал, поставив целью
улучшить звучание до полупрофессионального. Когда-то мы с Летающим Суставом
купили у промышленных несунов восемь качественных динамиков 4-А-32 по тридцать
пять рублей за штуку и тем создали некое промышленное накопление. Но лучше бы и
не начинать. Тут только начни. Можно всю жизнь улучшать и улучшать, и все одно,
не улучшить до абсолютной лучшести, так и не поняв в ошибочном начале, что
музыка, если есть, она в тебе. И хороша она или нет, зависит от того, хорош или
плох ты. И что ты сам абсолют, и шкала отсчета в тебе, а посредники диффузоров,
ламп и прочих ухищрений – это Сцилла и Харибда, и между ними доулучшала звучание
до бездарности не одна сотня талантов.
Сейчас, в середине 80-х, гитара электрическая, соответствующая уровню, на
которой не стыдно и не "в лом" концертировать отечественному
еврокласса рок-артисту (а такие есть), стоит у перекупщиков где-то по три тысячи
рубликов. К такой гитаре положено иметь "флэйнджер",
"бустер", "квакер" и еще сколько-то "примочек",
придающих звуку характер. Итого: плюс еще несколько сотен. Если рок-артисту
вздумается петь, и в песне он также желает соответствовать евроклассу, то он
должен истратить сотен пять или семь на евромикрофон типа "Маршалл".
Но еврогитара и евромикрофон через что-то усиливаются, и это что-то –
"Динаккорд" или "Пи вэй", и это что-то стоит еще тысячи и
тысячи. Да клавиши, да компьютер-драм, да то, да се. Отечественная группа
еврокласса стоит как небольшой эсминец. Звук у нее как у небольшого истребителя.
Собирает она на свои идиотические маевки по несколько тысяч юных лоботрясов
(умножим хотя бы на три, и получим "кассу" концерта), но ставка
рок-артиста еврокласса за концерт рублей пятнадцать, а бывает и меньше. При
выступлении на стадионе она удваивается, но все одно, надо концертировать две
жизни, чтобы накопить эти тысячи. Есть, однако, нынче выход. Если ты
действительно рок-артист еврокласса, или в тебе такого увидели, то тебя
пригласят, тебя обласкают, тебя арендуют. Есть теперь "рок-папы".
"Папа" – это тот, кто выкатывает рок-группе аппарат, и часто
"рок-папы" фигурируют на афише художественными руководителями. За те
пятьдесят или сто тысяч это не так уж и много. В Ленинграде "рок-пап"
практически нет, поскольку Ленинград – город не очень богатых людей, и здесь
такую сумму не так просто украсть. Есть, правда, один – дает интервью как
руководитель популярного в пригородах рок-ансамбля. Сей художественник сколотил
капиталец, спекулируя инструментами и аппаратурой, а иногда и просто обманывая
доверчивых артистов. Бас-гитарист ЧЕРВОНЫХ ГИТАР рассказывал мне, что наш
художественник "кинул" барабанщика из рок-группы Чеслава Немена на
полторы тысячи рублей, и что он, поляк, хочет продать художественнику за это
самопальный "Стратакастер"-бас с нестроящим грифом. В семидесятые к
нам часто ездили гастролировать сильные польские группы, и сей художественник
хорошо на них "приподнялся".
Дипломатически-дирижерские семьи также поставляют на рок-н-ролльный небосвод
"рок-пап", но это уже московские дела.
То есть столь пространной жалобой я хочу сказать, что в начале семидесятых еще
не было ни "пап", ни "дядьев", была какое-то время у
ПЕТЕРБУРГА "рок-мама" – взрослая небогатая женщина. Одним словом,
соединив имевшееся у ПЕТЕРБУРГА до инфекционного гепатита с тем, что прибыло
после, мы получили полный комплект некачественной, хотя и громкой по тем
временам, аппаратуры. В лице Вити Ковалева ПЕТЕРБУРГ получил сильное
подкрепление. Это теперь проф-рок-артистов обхаживают инженеры звука, инженеры
света, разные мастерские и спекулянты. Тогда приходилось все делать самим, и
представьте себе, что мог напаять гуманитарный состав ПЕТЕРБУРГА времен
Лемеховых. Никита Лызлов заканчивал химический факультет Университета и тоже был
поближе к технике.
За гуманитарную часть нашей деятельности отвечали мы с Колей и к осени семьдесят
второго, внутренне соревнуясь, сочинили несколько новых "боевиков",
которые отрепетировали и представили рок-н-ролльщикам и кайфовальщикам.
Однажды полузнакомец подбросил листки со стихами, попросив прославить, и листки
эти вдруг попались на глаза. Часть стихов, как выяснилось позднее, оказалась
украденной у Аполлинера, а на один неожиданно сочинилось. Текст, правда,
пришлось править и переписывать, остались от него рожки да ножки, но на одной
строке я, тем не менее, прокололся. Назвал композицию "Лень" и начинал
ее четырехтактовым заковыристым "рифом", повторявшимся два раза с
напором, а после возникал минор, точнее до-минор, и начинались минорные
слова:
Издалека приходит день,
приходит день, сменяя утро...
Объявив время и место действия, во второй, уже нахрапистой, части композиции я
утверждал, что:
И так всю жизнь, так каждый день
все изменить мешает лень!
Третья часть композиции в мягко рокочущем квадрате до-мажора
объявляла:
Я этим городом дышу -
и далее строчка, всегда вызывавшая овации кайфовальщиков и довольные усмешки
рок-н-ролльщиков и мое недоумение по поводу ее странного успеха:
... Курю с травою папиросы.
Строчка эта – одна из немногих, уцелевших из первоисточника полузнакомца. Я же
тогда не курил вовсе, редко когда мог позволить себе пригубить с Лемеховыми,
сохраняя надежду на олимпийскую славу. Я знал, конечно, что анаша называется
"травой", и знал, что кое-кто из рок-н-роллыциков ее курит, а
кайфовалыцики, кажется, курят вовсю. Но это было абстрактное знание – Лемеховы в
смысле кайфа оставались славянофилами, и "трава" в тексте полузнакомца
связывалась у меня просто с плохими папиросами – табаком наполовину с
травой.
Но получалось – я символ эскапизма, этакий прокламатор психоделии,
"пыха", "улета". По поводу "кайфов" тогда позиции
у меня не имелось вовсе, но иногда, особенно после того, как Лемеховы срывали
концерт или репетицию своей приязнью к португальским винам, иногда я устраивал
Лемеховым скандал и выгонял их вместе с собутыльниками. Но – "трава"?
Сообразив, я заменил "с травою" на "с тобою". Это вызвало
интересную реакцию: начинался рокочущий до-мажор, пелся текст, но все равно зал
взрывался криками, как бы понимая – да, зажимают рот артистам, не дают свободы в
искусстве.
Меня никто не зажимал, но за ошибки или глупость в искусстве приходится
платить.
Николай предложил для концертирования несколько отличных сочинений:
"Позволь", "Хвала воде" и "Санкт-Петербург №
2".
Негуманитарный Никита разродился текстом, а Николай приложил музыку, и получился
еще один номер – "Спеши к восходу".
После долгой ночи, после долгих лет
Будет утра сладость, будет солнца свет!
Так пелось в припеве, и всем нравилось. С восходами и заходами у
САНКТ-ПЕТЕРБУРГА было все в порядке. Теперь я знаю, что восход может принести и
похмелье, а заход, наоборот, короткое счастье. Но ведь в двадцать с небольшим
думалось по-другому, напрямую: солнце, свет, белое-добро; ночь, темень, черное –
зло. Жаль, что возраст превращает наивную веру в ее негатив.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ очень любили; все, что ни сочиняли и ни пели мы, нравилось до
коликов восторга, а эти колики восторга необходимы забравшемуся на сцену,
раскрепощая его и выявляя совершенно неожиданные дарования.
Но это все гуманитарные абзацы.
Итак – аппаратура.
Грубая статистика гласила: где-то каждое третье выступление срывалось, "не
канало" из-за аппарата. Иногда срывалось смешно. Никита Лызлов устроил
ПЕТЕРБУРГУ еще при Лемеховых коммерческое мероприятие в Павловске. Часть билетов
скупили павловские аборигены, часть разошлась среди городских кайфовальщиков.
Отстраиваем аппаратуру – блеск! Своя плюс клубная – блеск да и только! В зале
уже воркует публика, пора выходить, но вот выясняется, что напряжение в Тярлево
к вечеру село, звук из динамиков прет с искажением, и музыкальная коммерция
может кончиться избиением артистов. Нужен выпрямитель, он каким-то образом
что-то там выпрямит, но выпрямителя у САНКТ-ПЕТЕРБУРГА нет. Гонец летит за
выпрямителем, а я поручаю бойкому знакомцу, просочившемуся за кулисы на правах
сомнительного друга, выйти на сцену и поговорить. О чем угодно. Вроде лекции о
рок-музыке. Минут на двадцать. Бойкий знакомец выходит под аванс оваций и
начинает гнать лапшу о ПЕТЕРБУРГЕ, о том, какая это выдающаяся, великая...
стараясь занять время, по ступеням восходящих эпитетов добирается и до...
гениальная группа сейчас выступит в павловском деревянном клубе. Зал уже плачет,
представляя себе Павловск музыкальным эпицентром мира, а нам пора уже выходить
на сцену, поскольку гонец с выпрямителем не прискакал покуда, а задерживать
начало – значит, больно слететь по лестнице эпитетов...
Жизнь все-таки дороже славы. Занавес с хрустом распахивается, мы искаженно чешем
начало апробированного боевика "Ты, как видно", зал, не разобравшись,
вопит, но скоро смолкает и так же молчит после, грустно понимая, кажется, что не
готов еще воспринимать гениального.
|