Рамки 60-90-х гг., период между странными, суматошными
всплесками российского демократизма, - время медленного 30-летнего
раздумья, трагического осмысления, великой иллюзии или великого обмана.
Духовное движение было скрытым, глубинным, но более мощным, чем
поверхностная митинговая подвижка умов. В недрах этого тягостного
времени выплавились замечательные образы в литературе и искусстве: у
И. Бродского, А. Тарковского, Э. Неизвестного, В. Шукшина, Ю. Любимова,
В. Высоцкого, Б. Окуджавы и др. В его глубинах возник огонек русского
рока с его повышенным вниманием к социально-нравственным
проблемам. Рок-культура (как духовный отзвук на революцию в науке и
технике) отразила судьбу поколения 70-80 гг. Поэтому история культуры не
может обойти рок-движение.
В. Цой, который своей судьбой подтвердил ужасное и трагическое
правило о том, что поэт должен уйти насильственной смертью, сказал:
"Рок - это образ жизни". Образ мысли и образ восприятия мира
- добавим мы. Поэтому тексты лучших рок-поэтов, порой более честные, чем
стихи профессиональных поэтов, многое говорят об их поколении.
Кто я? - первый и самый важный вопрос, который задает себе
человек, - свидетельствует о начале активного формирования личности, лежит
в основе каждого сознательного поступка. Творчество поэтов начинается
с этого вопроса, но далеко не у каждого самоопределение становится
сквозным мотивом.
Именно этот мотив - центральный в рок-поэзии, задача которой создать
портрет поколения, осознать его судьбу.
Друзья один за одним превратились в машины.
И ты уже знаешь, что это судьба поколений!
(В. Цой)
Тексты Б. Гребенщикова, полные самосозерцания, несли в себе
ощущение неудовлетворенности, беспокойства и стремление разобраться
в собственном "я" В эпоху "всеобщего и глубокого
удовлетворения" это тоже было революцией:
Поколение дворников и сторожей
Потеряло друг друга
В просторах бесконечной земли,
Все разошлись по домам...
(Б. Гребенщиков)
"Поколение дворников и сторожей..." - эти слова определили не
только профессию тех, кому не удавалось пробиться на телевидение и в
печать. Это грустный итог невостребованности.
Для рок-поэтов характерно образное определение своего
лирического субъекта, чья судьба и определяется судьбой поколения:
"просто человек - человек в шляпе" (И. Сукачев); "человек
из ваты" (М. Борзыкин), "человек" (В. Шумов). Этот герой
существует в определенном заданном пространстве и выполняет
предопределенные заданные функции, он "один из...", как будто
выхваченный поэтом моментальный кадр из марширующих по жизни
поколений.
Одинаковый взгляд одинаковых глаз,
Одинаковый набор одинаковых фраз,
Одинаковый стук одинаковых ног,
Одинаковый звук одинаковых нот.
Опустошение...
(А. Макаревич)
Предопределенность, истоки судьбы своего поколения поэты видят
в эпохе, в особенностях исторического процесса. Поэтому очень часто в
определении поколения звучит мучительная зависимость от заданного в
октябре 17-го года хода истории: "Я, внебрачный сын Октября..."
(В. Бутусов), "Сыновья молчаливых дней. . . "
(Б. Гребенщиков),
Мы вскормлены пеплом великих побед.
Нас крестили звездой, нас крестили в режиме нуля.
(К. Кинчев)
Трагически звучит горькое признание Ю. Шевчука:
Я - память без добра,
Я - знанье без стремлений,
Остывшая звезда
Пропавших поколений!
Самое страшное для этого поколения ощущение внутренних потенций и
полная невозможность их реализовать.
Иногда при характеристике лирического героя автор дает ему
ироничную оценку. Автор условно принимает шкалу ценностей общества, а
самоирония подчеркивает выламывание героя из числа
"среднестатистических сограждан" . Таков герой -
"педагогическая неудача" В. Цоя. Такой герой текста
Б. Гребенщикова "Иванов":
И ему не слиться с ними,
С согражданами своими, -
У него в кармане Сартр,
У сограждан в лучшем случае - пятак ...
Совокупный портрет поколения построен на антиномии, одном из
ведущих принципов художественного мышления рок-поэтов. Основная
антиномия выражается в противопоставлении "потерянное
поколение"/"мое поколение", "они"/ -
"мы"/"я", "ты". Если "мое
поколение" "молчит по углам, мое поколение не смеет
петь" (К.Кинчев), то "ты" и "я" из тех, кто
всегда задает вопросы: "Хочешь ли ты изменить этот мир?
Сможешь ли ты принять как есть, встать и выйти из ряда вон?"
(В. Цой). Если "они" - "демоны тусклых квартир"
(К. Кинчев), то "я" "умею летать" (К. Кинчев).
Лирическому субъекту свойственна раздвоенность мироощущения,
внутренняя антиномия дает толчек к эволюции, пробуждению:
Этот человек сочиняет песни,
У меня есть его записи...
Этот человек принимает решения,
Я их выполняю.
...Этот человек - я.
(В. Шумов)
У Д. Умецкого этот мотив выражен более резко: "Мы теряем себя,
мы находим себя".
Особый смысл имеет вторая составляющая антиномии поколения
"мы". Во-первых, множественное число личного местоимения
подразумевает некое единство, в котором лирический субъект "я", с
одной стороны, растворяется, а с другой, - сливаясь с ним, подчеркивает свою
индивидуальность, непохожесть, неслиянности. Возникает эффект
"трагической неразделенности и неслиянности". Это единство
усиливает ощущение общности, по значению приближается к тому "чувству
локтя", которое было ведущим в мироощущении и творчестве
шестидесятников, т.е. предыдущего поколения. "Мы вместе!"
(К. Кинчев).
Попробуй петь вместе со мной,
Шагай рядом со мной! - призывает В. Цой.
Во-вторых, само определение поколения с компонентом "мы" часто
звучит императивом:
Мы - выродки крыс,
Мы - пасынки птиц
И каждый на треть патрон...
Не плачь, не жалей.
Кого нам жалеть?
Ведь ты, как и я: был сирота.
Ну что ты, смелей!
Нам нужно лететь.
(А. Башлачев)
На императиве построены стихи И. Кормильцева "Стриптиз" и
К. Кинчева "Ко мне!".
Хотя в целом рок создает портрет поколения, лирический субъект
каждого поэта обладает индивидуальными особенностями. Герой А.
Макаревича - безрассудный бунтарь-одиночка, идущий по жизни напролом.
Когда же движущей силой слепого протеста становится здравый смысл,
на смену бунту приходит растерянность: "Кого ты хотел удивить?"
Этическая сторона песен иная: с этой точки зрения можно понять бунт
"глупого скворца", оставшегося на зиму в городе, так как
ледяной зимой его песня нужнее, чем весной. А насколько безрассуден
тот, кто нерасчетливо бросил в костер все дрова, чтоб хоть на час, но
"стало всем теплей".
У Б. Гребенщикова выделяются два типа героев. Первый - это
герой-аутсайдер: сторож Сергеев; бывший инженер из "Новой жизни на
новом посту"; Иванов, живущий на Петроградской в коммуналке
"где-то между кухней и уборной". Второй тип - лирический
субъект-наблюдатель, склонный к уходу в красивые и странные миры,
созданные его воображением ("Наблюдатель", "Десять
стрел"). Лирический герой В. Цоя - романтик и последний герой,
совершающий свой поход между землей и небом ("Группа крови").
Он из тех, кто в пятнадцать лет убежал из дома, подросток, прочитавший
"вагон романтических книг ".Он мог бы умереть, если бы
"знал, за что умирать". Он - "борец за справедливость"
("Саша"), он любит ночь, он уходит в ночь, он живет в состоянии
войны: "весь мир идет на меня войной" ("Песня без
слов").
Итак, лирический субъект предстает то скорбным, то продажным,
то добрым и светлым. Он появляется перед читателем то
романтиком-мечтателем, то борцом Легиона Космоса, то буддийским
монахом, то подростком из подворотни. Поражает чрезвычайное единство
судьбы лирического героя и множественность его символических
воплощений в рок-поэзии. Полагаем, что такая трансформация
лирического субъекта представляет собой одно из выражений тенденции
к объективизированию "я", к воспроизведению многообразных
восприятий мира.
|