Наконец великий день настал. В назначенное время мы пришли в одну из комнаток на Рубинштейна, 13 с двумя гитарами и бонгами. Мы довольно сильно волновались - предстоящий шаг казался нам очень ответственным, да в то время, вероятно, так оно и было. С одной стороны, мы были уверены, что наш музыкальный материал интересней, чем у большинства рок-клубовских групп, с другой стороны, знали, что члены комиссии имеют свое, четкое и заштампованное представление о роке и чем группа дальше от этих штампов, тем меньше у нее шансов понравиться при прослушивании. В комнатке нас встретил улыбающийся Игорь Голубев, как всегда подбодрил нас, посоветовал не волноваться и попробовать "посвинговать".

- Ну-ну, сейчас посвингуем, - пробормотал Олег.

- Я тебе посвингую, - шепнул Витька. - Играй, пожалуйста, нормально.

По коридору к нам медленно и неотвратимо приближались остальные члены комиссии с Таней Ивановой во главе. Не любила нас Таня сначала, ох, не любила. А через год полюбила - вот что делает с людьми высокое искусство... Кто там был еще, я сейчас не помню, помню только Таню, Игоря и, по-моему, Колю Михайлова. Комиссия расселась по стульям, мы тоже расселись по стульям. Игорь Голубев улыбнулся и сказал:

- Ну вот, молодая группа хочет показать свой материал. Ребята хотят вступить в рок-клуб, и, мне кажется, их творчество заслуживает интереса. Они несколько не похожи на то, к чему мы привыкли, ну что ж - это тоже может быть интересным. Ребята они хорошие, ходят ко мне в студию, учатся...

- А как вы называетесь? - спросила Таня.

- Гарин и Гиперболоиды, - ответил Витька.

Члены комиссии засмеялись, а Таня поморщилась

- А что вы хотите сказать таким названием?

- Да ничего, - сказал Витька, начиная раздражаться.

- Да... - Таня покачала головой, она боролась за чистоту рок-идеи, а тут какие-то Гиперболоиды - что они умного могут сказать? Что светлого привнести в молодые души, жаждущие правды, чистоты и... ну да, да - рок-революции...

- Может, послушаем их, - наконец-то предложил Голубев. - Что мы их мучаем, смущаем, давайте, ребята, начинайте.

Настроение у нас уже было препаршивое, но деваться было некуда, и мы начали. Репетиции пошли нам на пользу - раздражение не отражалось на качестве игры - мы все делали чисто и без ошибок, старались, конечно. "Бездельник N1", "Бездельник N2", "Мои друзья", "Восьмиклассница"... Шесть или семь песен без перерыва, одна за другой. И напоследок - недавно написанный Витькой "Битник" - мощнейшая вещь опять-таки с мрачным и тяжелым гитарным сопровождением.

Эй, где твои туфли на "манной каше"
И куда ты засунул свой двубортный пиджак?
Спрячь подальше домашние тапки, папаша -
Ты ведь раньше не дал бы за них и пятак.
А когда-то ты был битником, у-у-у-у...
Ты готов был отдать душу за рок-н-ролл,
Извлеченный из снимка чужой диафрагмы.
А теперь - телевизор, газета, футбол
И довольна тобой твоя старая мама...
А когда-то ты был битником, у-у-у-у...
Рок-н-ролльное время ушло безвозвратно,
Охладили седины твоей юности пыл.
Но я верю, и верить мне в это приятно,
Что в душе ты остался таким же, как был -
Ведь когда-то ты был битником, у-у-у-у...
Когда-то ты был битником, у-у-у-у...
Когда-то ты был битником, у-у-у-у...
Когда-то ты, ты был когда-то битником!

- Ну и что ты хочешь сказать своими песнями? Какова идея твоего творчества? - спросила Таня Витьку. - Что ты бездельник? Это очень хорошо? И остановки только у пивных ларьков - это что, все теперь должны пьянствовать? Ты это хочешь сказать? А что за музыка у вас? Это, извините меня, какие-то подворотни...

- Ну уж так и подворотни, - вмешался Михайлов. - Музыка-то, как раз, интересная. Вообще, не будем ребятам головы морочить. Мне кажется, что все это имеет право на существование.

- Конечно, имеет, - сказал Голубев, - ребята еще учатся, работают над песнями...

- Я считаю, их надо принять в клуб, мы должны помогать молодым, - сказал кто-то еще из комиссии.

- Принимаем, я думаю, - сказал Коля.

- Конечно, - поддержал Голубев.

По Таниному лицу было видно, что она одобряет происходящее, но ей не хотелось разрушать демократический имидж клуба, и она пожала плечами, потом кивнула:

- Если вы считаете, что можно, давайте примем. Но вам, - она повернулась к Витьке, - вам еще очень много нужно работать.

- Да-да, мы будем, - пообещал Цой.

Я видел, что его раздражение сменилось иронией, и все наконец успокоились - и комиссия, и мы. Мы сказали "спасибо", вежливо простились со всеми, пообещали ходить на собрания, в студию свинга, на семинары по рок-поэзии и еще куда-то там и с миром пошли прочь - новые члены ленинградского рок-клуба - ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ.

Мы вышли на Невский и побрели в сторону Адмиралтейства - в гости к Борису, который тогда жил с женой в крохотной комнатке на последнем этаже огромного старого дома на улице Софьи Перовской. Ни радости, ни разочарования мы не чувствовали - мы были уверены и до прослушивания, что нас примут в клуб, было только облегчение от того, что закончилась эта неприятная, дурацкая беседа с комиссией.

Мы поднялись по бесконечно длинной, крутой лестнице к Борькиной двери и позвонили в звонок. Улыбающийся Б.Г. появился на пороге и пригласил проходить - мы вошла сначала в узкий коридорчик, а затем оказались на огромной коммунальной кухне, которая одновременно служила Борису гостиной и столовой. Два больших окна давали жильцам этой квартиры возможность попадать из кухни прямо на крышу - с наружной стороны под окнами висел широкий карниз, уже переделанный в длинный балкон. Спальней и кабинетом Б.Г. и Людке служила маленькая комнатка, в которую можно было попасть прямо из кухни. Раньше, по всей вероятности, она предназначалась для прислуги, под чулан, или что-нибудь в этом роде. В доме у Б.Г. всегда было чрезвычайно спокойно, мило и тихо. Несмотря на отсутствие комфорта, этот дом был очень теплым и гостеприимным, и все обычно чувствовали себя здесь достаточно удобно. Единственная проблема, которая вставала перед желающими посетить Бориса, - это застать его дома - он был без конца занят различными музыкальными проектами, а телефона у него не было. Но на этот раз мы заранее договорились прийти сюда после прослушивания и сообщить о результатах - Борис явно был заинтересован в нашем дальнейшем росте.

- Ну, как ваши успехи? - спросил он, щуря глаза от едкого дыма Беломора. Витька, ухмыляясь, рассказал о прослушивании, мы помогали ему, как могли.

- Ну что они хотят от меня? - разгорячился Цой в конце повествования. - Я не хочу писать специально какие-то политизированные песни. У меня это не получается.

- Никого не слушай, играй то, что у тебя сейчас идет, - успокоил его Борис. - Все отлично, Витька. Не обращай на них внимания. Вам нужно сделать запись, и думаю, что я смогу вам помочь. Как только Тропилло освободится, я с ним поговорю о вас. Сейчас у нас студия очень загружена, вы подождите немного, подготовьте как следует материал, а немного попозже мы все запишем. Ты, кстати, подумай насчет имиджа. Мне кажется, что вы - чистые новые романтики. Вам нужно попробовать что-нибудь в этом ключе.

- Что это такое? - спросил Витька.

- Это что-то вроде Адам энд зе Энтс, - предположил я, - кружева, камзолы, сабли...

- Ну, почти так. По музыке немного в другую сторону, но по виду - приблизительно похоже. Ты же художник, Витька, - подумай над этим...

- Подумаем. Спасибо, Боря.

Борис пообещал нам заняться рекламой ГАРИНА И ГИПЕРБОЛОИДОВ в Москве, и мы ухватились за эту идею - помня концерты АУ в столице, мы стремились продолжить веселье такого рода и хотели бы поработать там еще.

- С Троицким уже вы знакомы, - говорил Борис. - Он вас помнит, любит, мы поможем вам в Москве развернуться как следует... Да и в Ленинграде тоже. Пока репетируйте, готовьтесь к концертам - все придет. Ходите в клуб спокойно, но не особенно реагируйте на то, что там происходит. Я вас вижу нормальной, полноценной группой.

После назойливых поучений Тани Ивановой слышать все это было чрезвычайно приятно. Мы просидели у Бориса часа два, за это время совершенно пришли в себя и решили следовать его советам. "Только не надо перенапрягаться", - как говорил Саша-с-Кримами.

Шла осень 1981 года. Все еще было впереди, и мы это чувствовали. Мы были бодры и веселы, репетировали, сочиняли, играли. Началась полоса дней рождений друзей, и мы не пропускали ни одного, и повсюду нас заставляли петь. "И этой осенью много дней чьих-то рождений..." Перед нами открылись замечательные перспективы - содействие Б. Г. обещало очень многое. Мы уже понимали, что наш путь будет отличаться от основной рок-клубовской дороги, и это было крайне романтично - мы были одиночками, не вписывающимися в ленинградские рок-стандарты. ГАРИН и ГИПЕРБОЛОИДЫ все чаще бывали у Майка - он жил рядом с ТЮЗом, и я частенько шел к нему прямо с работы, потом приезжал Витька, мы сидели иногда и до утра, а утром я шел на работу прямо от Майка - очень удобно. Именно там, на коммунальной кухне огромной квартиры, были первые прогоны нашей программы, обсуждения новых Витькиных песен - Цой показывал Майку и Наталье все свои новые произведения и ждал их трезвых суждений, на которые они были способны даже будучи нетрезвы.

В один из дней я сидел после работы и ждал витькиного звонка - придя из училища он обычно сразу же звонил мне, и мы немедленно встречались. Мы уже не могли находиться друг без друга - только вместе нам было интересно, все дела у нас были общими и порознь нам почти нечем было заняться. Позвонил Олег и сказал, что сейчас зайдет ко мне. Пришел он действительно очень быстро - минут через десять после звонка. Олег был мрачен и молчал. Прошел в комнату, сел на диван и сказал:

- Ну, все.

- Что все? - спросил я.

- Завтра утром уезжаю.

- В смысле?

- Забирают.

- В армию?

- Да.

- А как это - так быстро?..

Олег сказал, что он уже давно прошел и медкомиссию и все остальные комиссии, просто не говорил нам об этом, на что-то еще надеялся, оттягивая неприятный момент, как мог.

Позвонил Витька и приехал через полчаса. Мы пошли к Олегу, просидели у него до позднего вечера - слушали музыку, пили вино, о нашей группе не говорили - что тут говорить. Потом Витька попрощался с Олегом - он не мог утром подойти к военкомату и проводить его, поскольку в его училище уже возникли настроения, аналогичные предыдущему месту учебы - Витьку грозились выгнать за прогулы.

Утром мы с Олегом поехали в военкомат, что около метро Московская. Приехав на место сбора, мы выяснили, что автобусы придут только через час, Олег отметился везде, где было нужно, и мы зашли покурить и поговорить напоследок в какой-то подъезд - было холодно. В парадной стояли несколько замерзших призывников, у одного из них в руках была гитара, они пили водку и горланили какие-то свои песни. Мы поднялись на этаж выше, закурили и молча слушали доносившиеся снизу пьяные голоса. Хлопнула дверь, и по лестнице застучали шаги. На лестничную площадку вбежал Витька - в распахнутой куртке, со снегом в черных волосах. Сегодня утром выпал первый снег.

- О, Витька! - заорал Олег. Он просто весь расцвел. - Спасибо, что приехал. А как училище?

- Ну, Олег, я думаю, что сегодня твои проблемы поважнее, чем мои, - сказал Витька.

- Все равно, спасибо.

Мы опять замолчали и закурили.

- Ну что, мужики, - первым заговорил Олег. - Конечно, два года вы меня ждать не будете. Но когда я вернусь, мы вместе что-нибудь придумаем? Возьмете меня в группу, чем-нибудь помогу - пусть не барабанщиком...

- Олег, ну ты же понимаешь - два года... Неизвестно, что со всеми нами будет. Возвращайся, посмотрим. Конечно, мы будем вместе - не так, так иначе. Не волнуйся, - сказал Витька.